Наблюдал весь затейливый путь
Вещества, духа, личности, рода.
Он не может ни вещное что-то,
Ни кого-то
Ни в чем упрекнуть.
Молитва
Насыпь мне горсточку удачи,
Везенья крошек не жалей.
Мне помоги,
Но – чуть иначе,
Чем в череде прошедших дней.
Освободи от наважденья
Пылинок на лице Твоем.
Дай знать мне тихим дуновеньем,
Что мы с Тобой – вдвоем.
Склонись над жизнью легкой веткой,
Коснись моей пустой груди;
В нее Своей рукою детской
Щепотку веры опусти.
* * *
Потерялось воспоминание
О легкости бытия,
О ясности мироздания,
Центр которого – я,
О нерушимой грани
Между мной и не мной,
О чудовищном расстоянии
До финишной прямой.
* * *
Умереть бы так: уснуть бы
Без обиды и нытья,
Пережить другие судьбы,
Прелесть нового житья.
Заморозить бы частично
Мира маленький кусок –
Где подальше, где почище,
Где лишь камень да песок.
И по льду темней базальта,
Если мир морозно-тих,
Перейти на берег дальний
Через чудо-речку Стикс.
И невидимо, разведно,
Вне затверженных времен
Наблюдать бы всё, что смертным
Не доверит даже сон.
Но – прерваться, вдруг поверив
В интуицию свою,
И успеть на ближний берег,
На котором и стою.
Лишь бы время не застыло
На душевных парусах,
И запомнить всё, как было
На обоих берегах.
Гончий пес
Следы зверей воспринимаю как поруку
Устойчивости жизненных границ.
Я, гончий пес, давно бегу по кругу,
Уставя морду вниз.
Мой первый круг – от детства до печали.
Лису я близко видел,
Резво гнал
Ее на выстрелы,
Но выстрелы – не прозвучали,
И я отстал.
Потом воображал я лисий облик
Лишь по волнующим следам.
На новом круге след уж был истоптан,
И лаять на него я перестал.
Тогда я понял, сколько здесь бежало
Таких, как я, вдогонку за лисой.
Но – до сих пор бегу,
И медных труб сигналы
Не властны надо мной.
Я не хочу туда,
Куда, весь лес тревожа,
Сзывает рог закончивших труды.
Шуршит под лапой лист,
Ложится, как пороша,
Мой новый след на старые следы.
Бегу, как тень, по золотому кругу,
Воображая разных псов и лис.
Все, все следы
Воспринимаю как поруку
Устойчивости жизненных границ.
Прогулка в Царском Селе
Осенний парк. Небес голубизна.
Забытых вязов тихое сгоранье.
Шелк желудя. Покой воспоминанья
О жизни, видимой почти до дна.
Аллея рослых ив (пряма, потом – кругла)
Листом, как старым серебром, покрыта.
Шуршанье ног по мелкому граниту.
Печали старой легкая зола.
Простор полян. Беспечное смиренье
Чуть поседевших трав. Последние места.
Ворот чугунных мощь и чернота.
Свет Пушкина смягчает их явленье.
* * *
Ни жизнь, ни смерть не стоит наших слез:
Так мало света от горящей спички;
А чирканье – всего лишь дань привычке.
При вспышках виден – весь в прилавках –
мост,
Где много лет торгуют две сестрички.
Есть странность в том, что из двоих одна –
Веселая и резвая блондинка –
Всё продает на старом этом рынке,
Скупает же – та, что черна.
Глаза ее скрывает край косынки.
Чем дольше церемония торгов,
Тем всё темнее веки продавщицы,
Она молчит, уже не веселится,
А у скупающей – гора измятых снов
Растет на бесколесной колеснице.
Всё продано. Объятия сестер.
Вдруг происходит их соединенье,
Потом – сквозь пламя – снова удвоенье,
И затевается другой короткий торг.
А под мостом – реки спокойное теченье.
* * *
Мир шуршащих дорог и скрипучих ночлегов,
И промозглых рассветов дрожь.
По неясному следу,
По неясному следу
Ты куда меня, кучер, везешь?
Тихий звон за спиною,
Тихий звон за спиною,
Впереди – косой снегопад.
Всё былое становится белой зимою,
И никто не виноват.
Всё скучнее кругом, и спокойнее веки,
И прямее сухие снега.
Прекращают свой бег расторопные реки,
Опускаются вниз облака.
Тихо движутся сани,
Тихо движутся сани,
Их полозья шуршат в тишине.
Но вот лошади стали,
Лошади стали
В какой-то неслышной стране.
Белый рой впереди или белая стая?
Где же кучер? Кучера нет.
Тихий звон улетает,
Тихий звон улетает,
Кони падают медленно в снег.
На руке снежно-белой – синяя жилка,
Запорошенной плоти привет.
Мир застывший, ты просто – снежинка,
Снежинка
На матерчатом рукаве.
Замирают вопросы: где я? и что же
Будет со мною потом?
Вопросы ничтожны, ответы ничтожны...
Боже правый,
Взмахни рукавом.
* * *
Светом быть одету,
небом быть покрыту...
Аввакум
Только светом быть одетым,
Только небом быть покрытым,
Не служить преградой ветру,
Не качаться поздним житом,
Не играть горячей кровью,
Не шуметь речной водицей,
К луговому изголовью
Низко-низко опуститься
На постель из мхов безвестных
И забытых трав невзрачных,
Чтобы видеть свод небесный
Неожиданно прозрачный.
* * *
Я хочу быть спокойной озерной водой
И берег ласкать голубичный,
Я хочу быть обычной прибрежной сосной
И облаком в небе обычном.
Я готов прозябать на лесном валеже,
Как тихие мхи и кислица.
Да, я сделаюсь телом земли,
Но душе
Во что же здесь воплотиться?..
Обернувшись, смотрю из-за жестких ветвей
В глаза отставших немного друзей.
* * *
Я встретил умершего друга.
Был вечер. Московский вокзал.
Обыденным голосом круглым
Спросил я: «Где, друг, пропадал?»
Ответил он тихо и скучно,
Взглянув на меня только раз:
«Был там, где всё же получше,
Чем здесь, у вас.
Там климат, пожалуй, не горный,