Улучив момент, я вмешалась:
– Мадмуазель Гамбетта сказала, что, если бы Офелия приехала в Париж, она сделала бы всё, что угодно, лишь бы повести своих учениц послушать её. Потому что невозможно понять суть вокала, не услышав Меридью.
Родители в растерянности замолчали. Учиться пению меня заставляла мама, которая считала, что это необходимо для вхождения в общество.
– В самом деле, так и сказала? – спросил папа, довольный моей поддержкой.
По правде говоря, мадмуазель Гамбетта была убеждена, что намного превосходит самую великую на данный момент оперную певицу. Превосходит, но, к сожалению, из-за невезения или каких-то интриг её недооценивают.
– Да, – подтвердила я на всякий случай. – Так именно и сказала.
И постаралась избежать маминого взгляда, но кожей почувствовала, какой он холодный.
– И когда же, скажи на милость, – съязвила мама под звяканье серебряных приборов, – мадмуазель Гамбетта слушала Офелию Меридью?
– Ох, – вздохнула я, – это надо спросить у неё.
– Ну, если так сказала Гамбетта, то… – проговорил папа и позволил себе хороший глоток вина.
Потерпев поражение, мама не стала возражать, а мне пришлось удержаться, чтобы не подмигнуть папе.
– Так значит, едем? – спросила я, пока мистер Нельсон убирал со стола.
– Ну! – широко улыбаясь, произнёс папа. Он всегда обозначал таким восклицанием свою победу.
На том вечер и завершился.
Я ушла в свою комнату как раз вовремя, чтобы не слушать продолжение спора.
Родители перешли в гостиную и оттуда отправились на второй этаж. С лестницы доносились их голоса – сердитое ворчание мамы и примирительный, дружелюбный тон отца, каким, я думаю, он разговаривал на работе с тысячами служащих.
Я села за письменный стол, взяла бумагу, чернила и ручку и засмотрелась на дрожащий огонёк масляной лампы. Ничего не написав, я встала и открыла окно, впустив в комнату лёгкий шум дождя.
Город лежал в темноте, стараясь не обнаруживать себя светом, эхом отдавались шаги редких прохожих, какие ещё появлялись на улице. Вдали на востоке, как раз на линии фронта, я видела вспышки света. Но я даже представить себе не могла, что такое война.
Я думала о Лондоне, который представлялся мне во всём похожим на Париж, только без бульваров и наших прекрасных дорог, мощённых булыжником, без этого подъёма в гору, что ведёт к собору «Сакре кёр» и к холмам за ним.
Подумала о грязи на улицах и рисованных вывесках пабов – для тех, кто не умеет читать. И конечно о том, что могу увидеть Шерлока и, кто знает, может, и Люпена, если бродячая жизнь отца приведёт его туда.
В конце письма мой английский друг оставил почтовый адрес. Может быть, приехав в Лондон, я сумею найти его?
Или, может быть, нужно сначала предупредить его о моём приезде? Но прибудет ли письмо, отправленное туда в военное время, раньше отправителя?
Я снова села за стол и с надеждой посмотрела на лист бумаги. Погрызла кончик деревянной ручки и наконец решилась.
Дорогой Шерлок, – начала я, – ты не представляешь, какая у меня прекрасная новость…
Рано утром я быстро спустилась вниз в поисках мистера Нельсона. Он стоял у дверей, глядя на ещё мокрую после дождя мостовую. Я отдала ему конверт, в который только что вложила письмо.
– Что скажешь, Гораций, дойдёт?
Дворецкий повертел конверт в своих крупных тёмных руках, прочитал имя адресата и не выразил ни малейшего удивления. Только улыбнулся мне и ушёл на поиски почтового отделения или, может быть, какого-то знакомого, уезжающего в Англию.
– Мистер Нельсон! – окликнула я его.
– Слушаю вас, мисс Ирэн.
– Вы тоже поедете с нами в Англию?
Он ответил мне, приветливо помахав конвертом, возможно, в знак того, что имеется некая связь между ним и его словами:
– Миссис Адлер, ваша мама просила меня в её отсутствие следить за вами и ни на минуту не оставлять без внимания.
«В её отсутствие?» – удивилась я. Это означало, что мама не поедет с нами в Лондон? А почему?
Я быстро вернулась в дом и нашла маму, как всегда, безупречно собранную, за столиком, на котором был накрыт завтрак.
– Я не покину свой дом, – ответила она, когда я спросила, правда ли, что она не поедет с нами. – Я не оставлю всё, что у нас есть, этим варварам.
Я ничего не понимала. Я и представить себе не могла, что такое грабежи, разорение и воры повсюду – в каждом доме, на каждой улице. Наверное, мама видела немного дальше, чем я, маленькая девочка.
– А что сказал папа?
– Он сказал, что этот дом ничего не стоит, – загадочно ответила мама, ничего больше не добавив.