– Боже праведный!
– Что-то не так? – повернулся к нему Тотт.
Мы считаем нужным констатировать, что физическое присутствие и напористость старшего инспектора Даймонда возымели на Миссендейла устрашающее воздействие.
– Это несправедливо, – заявил Даймонд. – У меня такое телосложение. Ничего не могу поделать.
– Да, удар ниже пояса, – подтвердил помощник главного констебля, но таким тоном, словно не придавал сказанному никакого значения.
Однако Даймонд не собирался сдаваться:
– Добиваясь признания, я его не устрашал. Во время процесса судья установил, что давление на обвиняемого не оказывалось.
– Разумеется, но комиссию назначили, чтобы все перепроверить.
Глаза Даймонда уже скользили дальше.
– Не могу поверить!
Мы с озабоченностью установили, что образец волос, обнаруженный на шерстяной шляпе нападавшего, не сравнивали с образцами волос мистера Миссендейла.
– Ну и в чем проблема? – удивился Тотт.
– Мы отправляли шляпу в лабораторию.
– Но не довели дело до конца. Не взяли образец волос Миссендейла.
– Этот тип сознался, сэр.
– Все равно было бы разумнее это сделать – довести до конца.
– До какого конца? – изумился Даймонд.
– Провести сравнительный анализ.
– Это было в 1985 году. Тогда генетическая экспертиза еще не практиковалась. Сколько бы мы ни настаивали, эксперты нам бы не ответили, чей это волос – Миссендейла или артиста Сэмми Дэвиса-младшего. Доклад подразумевает, что, отправь мы на сравнение волосы, и невиновность Миссендейла была бы установлена. Но это неправда.
– Доклад не содержит настолько далеко идущих выводов.
– А это как понимать: «мы с озабоченностью установили»? Подразумевается чья-то вина.
– Подразумевается, что все должно совершаться автоматически, – отрезал Тотт. – Вас никто не обвиняет в сокрытии улики.
– Джейкоба Блейза и меня обвинили в том, что мы засадили Миссендейла в тюрьму.
– Не будьте настолько мелодраматичны. Если бы это было так, вас бы выперли с работы. В вашей честности никто не сомневается.
Даймонд понимал, что пора остановиться, но чувствовал себя обиженным.
– Я сказал на допросе следственной комиссии, что произошло на самом деле, однако меня не послушали. Да, Миссендейла подставили и засадили в тюрьму, но не я. Он был мелким воришкой с уголовной биографией – одни сплошные отсидки. Обладал низким коэффициентом умственного развития. За ним стояли более опытные кукловоды, слишком хитрые, чтобы попасться. Оглядываясь назад, можно точно сказать: Миссендейла они выбрали на роль крайнего. Тот, кто застрелил старшину, был нужен им для последующих дел, и они сказали Миссендейлу, что, если он не возьмет вину на себя, они его уничтожат. В камере он был в большей безопасности. На свободе у него не оставалось шансов на будущее.
– Согласен, – кивнул Тотт. – Организованная преступность стоит за многими делами, которые мы расследуем. Но подобное теоретизирование выходило за рамки компетенции комиссии. Ей вменялось вникнуть в конкретные обстоятельства нарушения правосудия.
– Я далеко не удовлетворен тем, что прочитал, – заметил Даймонд.
– Доклад содержит почти сотню страниц. Было бы странно, если бы то, что в него включено, удовлетворило бы всех и каждого. Довольствуйтесь тем, что теперь это гнусное дело утихнет. То, что тревожит вас, журналистов не заинтересует.
– Но и прошлое не забудется.
– Мне кажется, я слышу звяканье чашек, – сказал помощник главного констебля.
Даймонд дождался, когда секретарша с хорошими манерами разольет напиток из стеклянного, отделанного хромированным металлом кофейника и, когда они остались одни, продолжил:
– Я хотел бы спросить, сэр, какое влияние все это окажет на мою карьеру в полиции Эйвона и Сомерсета.
– Абсолютно никакого. – В голосе Тотта зазвучали металлические нотки, свидетельствующие о его уверенности в том, что он говорит. – Все, что произошло четыре года назад в Лондоне, принадлежит истории.
– С тех пор на меня вылили столько грязи!
– Да, однако ничего не пристало.
– Но вы не станете отрицать, что мне подрезали крылья?
Тотт молча помешал кофе. Было очевидно, что Даймонд говорил о замене Билли Мюррея на Джона Уигфила, человека управления.
– Я не в обиде, – произнес суперинтендант. – После того как раскрутилось дело Миссендейла, с вашей стороны это было разумной предосторожностью. Но я имел право рассчитывать, что доклад комиссии восстановит мое доброе имя. По-моему, этого не случилось. Во всяком случае, не полностью.