— Мистер Роу, они смотрят на нас, — произнесла она, не отняв, однако, руки.
— Пожалуйста, называйте меня Гордоном.
— Гордон, вы меня обидели, — сказала Пэтиенс трагическим голосом. Понимаю, что это был розыгрыш, но дело в том, что я презираю женщин с куриными мозгами.
— Прошу прощения, — с раскаянием произнес он. — Это была просто шутка.
— Я и сама люблю пошутить, но это было больше, чем шутка. Гордон, Я все время не могла понять, к чему стремлюсь, пока вы не начали этот разговор. Она улыбнулась. — Конечно, это звучит нелепо, но мы все отличаемся от животных лишь умением мыслить. Так почему же вы отказываете женщинам в развитии ума, опираясь только на некоторые их физиологические особенности?
— Это всего лишь одна из точек зрения, — ухмыльнулся молодой человек.
— Я ненавижу это мнение. Мне и в голову не могло прийти, какой силой может обладать мысль, пока я не познакомилась с Друри Лейном, Дело в том, что он заставляет вас хотеть думать и размышлять самостоятельно, но тем не менее остается очаровательным старым джентльменом… Но мы отвлеклись от темы нашего разговора. Лучше расскажите мне о своей работе и о себе, Гордон. Мне на самом деле интересно.
— Я мало что могу вам поведать, — ответил Роу, пожав плечами. — Моя жизнь — это работа, еда, гимнастика и сон. Но работа, конечно же, — самая важная часть.
В творчестве Шекспира есть нечто особенное, что всецело поглощает меня. Другого такого гения нет! Я не просто восхищаюсь тщательно отточенными фразами или философскими концепциями Гамлета и Лира. Мои чувства гораздо глубже. Прежде всего великий поэт был человеком. Как он стал великим? В чем его секрет? Из какого источника он черпал вдохновение? Или у него внутри горел огонь? Я хотел бы узнать это.
— Я была в Стрэтфорде, — мягко заметила Пэтиенс, — Там чувствуется что-то неуловимое. Особенно на Чепл Лейн, возле церкви. Сам воздух…
— Я провел в Англии полтора года, — перебил Роу, — и проделал адскую работу. Шел по едва заметным следам, опираясь отчасти только на собственное воображение. И, клянусь Богом…
— Что? — прошептала Пэтиенс, сгорая от нетерпения.
Гордон подпер голову ладонью.
— Самая важная часть жизни художника — годы становления. Это период самых неудержимых страстей.
Чувства так и бурлят в нем… А что мы знаем о весне в жизни поэта, величайшего из всех, когда-либо появлявшихся на земле? Ничего! В биографии Шекспира есть белое пятно, которое должно быть заполнено, если мы хотим постичь великого творца…
Роу замолк, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на страх.
— Пэт, — сказал он дрожащим голосом, — кажется, я на верном пути.
Он замолк и принялся вертеть в руках свой портсигар, а затем опустил его обратно в карман пиджака, так и не открыв.
— Нет, — пробормотал он. — Это преждевременно.
Я и в самом деле не знаю… Пока не знаю. Пэт, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Пэтиенс ласково улыбнулась, не сводя с него глаз.
— Конечно, Гордон. Расскажите мне, к примеру, о Саксоне.
— Ну, — молодой человек заерзал по стулу, — тут уж совсем нечего рассказывать. Я заинтересовал старого Саксона своими э-э… догадками. Он почувствовал расположение ко мне — у него никогда не было детей, и он искренне и страстно любил английскую литературу, несмотря на некоторые недостатки характера. Грубоватый старикан настоял на финансировании моих исследований, взял меня под свое крылышко и поселил у себя дома. Потом он умер… А я все еще работаю.
— А миссис Саксон?
— Несравненная Лидия… — Он нахмурился. — Старая истеричка. Это еще мягко сказано. Думаю, не следует кусать руку, которая меня кормит. Но она абсолютно ничего не знает о литературе и еще меньше — о коллекции редких книг своего мужа. Давайте не будем говорить о ней. Она мне неприятна.
— Только потому, что не могла обсуждать с вами кварты и октавы? рассмеялась Пэтиенс. — А кто теперь заботится о коллекции Саксона? Вы?
— Это еще одна история, — хихикнул Роу. — Куда уж мне? Ископаемое по имени Крэбб, старый Орлиный Глаз.
Он был библиотекарем мистера Саксона на протяжении двадцати трех лет и стережет книги куда ревностнее старого Сэма. — Безмятежное лицо молодого человека нахмурилось. — Теперь Крэбб важная птица! После того как мистер Саксон в своем завещании назначил его хранителем коллекции, библиотека стала совсем недоступной.
— Но разве вы не работаете в ней?
— Только под очень строгим надзором, уверяю вас.
Я не видел и четвертой части книг, которые есть в коллекции… Послушайте, Пэтиенс, сейчас я нагоню на вас смертельную тоску. Лучше расскажите о себе.
— О себе? Мне нечего рассказывать, — беспечно ответила девушка.
— Я серьезно, Пэт. Мне кажется, что вы самая… Ну расскажите что-нибудь.
Пэтиенс порылась в сумочке и извлекла оттуда зеркальце.
— Обо мне можно сказать очень просто, — Я решила посвятить свою жизнь… ну не знаю, как это выразить…
— Развитию умственных способностей?
Она отложила зеркальце в сторону и вздохнула.
— Ax, Гордон, я иногда сама это смутно представляю.
— Знаете, каково ваше предназначение в этой жизни, милая?
— Ну скажите.
— Ваш удел — вести весьма прозаический образ жизни.
— Вы хотите сказать замужество, дети?
— Что-то в этом роде, — ответил он, понизив голос, — Какой ужас!
Пэтиенс поднялась из-за стола. На ее щеках горели два ярких пятна. Она знала об этом и была сильно раздосадована.
— Пойдемте, Гордон.
Инспектор Тамм вернулся в контору, погруженный в свои мысли. Он накричал на мисс Броди, проследовал в кабинет, зашвырнул шляпу на сейф и плюхнулся в кресло.
Сначала он положил свои большие ноги на стол, затем через секунду спустил их вниз. Порывшись в карманах в поисках сигары и не найдя ее, инспектор извлек из стола старую трубку, набил ее отталкивающего вида махоркой и угрюмо раскурил. Полистав настольный календарь, он поднялся и, беззвучно выругавшись, подошел к окну. Затем нажал кнопку вызова стенографистки.
Мисс Броди испуганно вбежала в кабинет.
— Мне кто-нибудь звонил?
— Нет, инспектор.
— Почта есть?
— Нет, инспектор.
— Разве Таттл не прислал отчет о деле Дуркина?
— Нет, инспектор.
— Черт пучеглазый! Ну ладно, мисс Броди, можете идти.
Круглые, как блюдца, глаза мисс Броди расширились еще больше.
— Хорошо, инспектор, — задыхаясь, вымолвила она и исчезла.
Некоторое время инспектор молча стоял у окна, попыхивая трубкой.
Внезапно его осенила идея. Он метнулся к столу, схватил телефонный аппарат и набрал номер полицейского участка.
— Алло! Соедините меня с инспектором Джоганом! — рявкнул он в трубку. Это говорит Тамм. — Инспектор хихикнул, представив, как удивился дежурный полицейский. — Как семья, Джон? Держу пари, что твой старший поступил в колледж… У меня все отлично. Дай скорее Джогана, старый черт. Алло, Джоган, это ты?
Тамм на проводе.
Инспектор Джоган отчаянно выругался вместо приветствия.
— Узнаю родной участок, — проворчал Тамм. — Какой радушный прием. Слушай, Буч, давай без дерзостей…
Да-да, в прекрасном состоянии. Я знаю, что ты тоже в полном порядке. Частенько любуюсь твоей обезьяньей физиономией в утренних газетах. Слушай, что ты помнишь о полицейском по имени Донахью? Он ушел в отставку лет пять назад. Кажется, он служил в твоем отделении, Инспектор Джоган хмыкнул.
— Ты все такой же, старина Тамм. Какого черта я должен помнить какого-то полицейского?
— Ах ты, неблагодарная вонючка! Да он же спас тебе жизнь!
— Ты о Донахью? Так что же сразу не сказал? Конечно, я помню его. Что тебя интересует?
— Кое-что из его личного дела. Есть ли какие-нибудь проступки? Какой у него показатель?
— Показатель невысок — А-1. У него не так много мозгов, зато кристально честен!
— Безупречная репутация? — пробормотал инспектор.
— Чист, как лист бумаги. Мне было жаль, когда он ушел в отставку. Романтическая натура, этот Донахью.