Оставаться в Илле ещё дольше было нельзя: Этель знала, что, в случае чего, добираться до Морейна долго, она может не успеть к ночи. Темнота осенью наступала быстро.
После того, как Теро приказал уничтожить сеть постоянных порталов в городах, чтобы не дать беглой императрице уйти слишком далеко, их так и не восстановили. Вот в Илле остался один — случайно. В Морейне — нет. Даже в столице, Этель слышала, не осталось ни одного портала.
Задерживаться в Илле так долго было нельзя, она знала это и всё равно уходила в другую сторону, вовсе не в сторону Морейна. Этель миновала несколько кварталов, застроенных небольшими чистыми домиками, и вышла к пустырю.
После того, как уничтожили порталы, у простых жителей не осталось никакой возможности ходить из города в город, позже кое-как приноровились ездить на лошадях. Их было мало, и стоили они баснословно дорого. Вообще-то Этель предпочитала ходить пешком: бандитов она не боялась, а диких зверей здесь не было. Только сейчас она слишком спешила.
Бледное солнце поднялось над пустырём так высоко, что подсушило грязь и даже пригрело птиц. Те запрыгали в высокой сухой траве — серые нахохлившиеся комочки перьев. Ветер тряс мёртвые деревья, но листьев на них больше не было. Все листья упали ещё летом. Этель огляделась и довольно быстро вспомнила дорогу.
После того, как Теро приказал уничтожить порталы, солдаты ещё шныряли по городам — это Этель узнала уже гораздо позже. А потом императрицу объявили убитой. Сказали, что она решила предать свой народ и позорно бежала, её пытались вернуть, но… Трагическая случайность. Не выдержало сердце.
Ставить временный портал самой было рискованно. Конечно, никто больше не искал императрицу, но сильные маги, которые ещё остались в армии Теро, могли почуять её перемещения. Да и силы стоило поберечь.
Этель знала, что уходить нужно как можно скорее. Где-то по Морейну бродит её дочь, убившая верховного лорда хаоса. Бродит и не знает, что её тоже хотят убить. Этель каждую секунду боролась с желанием поставить портал прямо на дороге, и пусть потом ползут какие угодно слухи. Пусть трава не растёт, и умирают деревья, только бы найти Эйрин. Но Илле не отпускал.
Этель остановилась посреди дороги и, глядя в землю, повторила одними губами мысль, которая мучила её всё это время.
- Почему Илле? Почему здесь?
Когда Теро спрашивал её о дочери, Орлана лгала так отчаянно, что сама себе верила. Говорила, что Эйрин покончила с собой — и ведь это было так похоже на правду. Говорила, что дочери давно нет в живых, а сама изо всех сил просила Вселенский Разум, чтобы у Эйрин хватило ума спрятаться и не высовываться со справедливой местью — Орлана ведь хорошо её знала.
Эйрин ушла из замка за два года до того, как случился переворот. Она ушла без шума и лишней патетики, видно, всю подростковую патетику из Эйрин вымело новой болью. Однажды вечером Орлана зашла в её комнату и застала дочь скорчившейся в самом углу. Эйрин сидела на полу, обхватив колени руками, и сосредоточенно смотрела в никуда.
- Я больше так не могу, — сказала она Орлане, которая подошла и опустилась на колени рядом. Каменный пол даже сквозь пушистый ковёр веял холодом. — Я уйду, наверное.
И отвернулась.
Орлана привычным жестом убрала с её виска выбившуюся из причёски прядь. Её волосы пахли горьким ветром с Сантарина. Эйрин недовольно тряхнула головой, и прядь вернулась на место.
- Я обещала, что приму любое твое решение. — Она притянула голову дочери к своему плечу и провела пальцами по её волосам.
Та на секунду закрыла глаза, словно успокоилась, но Орлана ощущала, как истерично бьётся тонкая жилка у неё на шее.
- Я нашла в Дамине маленький дом. Он в самом деле маленький, как ты и хотела. И на самом краю города. Там тебе точно никто не будет мешать.
Стало слышно, как от вечернего ветра шумят за окном деревья.
Орлана уже три года ждала этого разговора и успела приготовиться. Даже голос не дрогнул, только пальцы перебирали кружева на платье Эйрин и не могли остановиться. Та молча кивнула, а Орлане нужно было услышать её голос.
- Ты этого от меня хотела? — очень тихо спросила императрица.
- Да. — Эйрин открыла глаза и посмотрела в потолок. Вселенский Разум, какой у неё был уставший взгляд, как он был похож на дно пересохшего колодца!..
И как дико этот взгляд просил одиночества.
- Я хочу, чтобы ты знала. Я тебя всегда буду ждать.
Орлана давно поняла, что этот разговор состоится. Поняла в тот самый момент, когда Совет магов решил передать магию времени Эйрин — единственной оставшейся в живых ученице Идриса. В тот самый момент, когда Эйрин вышла из залы советов и остановилась перед окном. Она упёрлась взглядом в темнеющий на горизонте Альмарейнский лес, Орлана застыла за её спиной и в стекле увидела отражение — как открыла и тут же закрыла рот Эйрин. Как будто так и не решилась ничего сказать. Тогда Орлана и поняла, что этот разговор неотвратим.
Но Эйрин долго терпела. Она стала ещё молчаливей, хоть никогда не была слишком разговорчивой. Она уже редко спускалась к ужину, она избегала любого общества, и только Орлане позволялось входить в комнату и опускаться рядом на колени. Иногда — позволялось.
Они редко разговаривали, обычно просто сидели на полу рядом. Эйрин не впускала Орлану в свои мысли, и той приходилось собирать понимание по обрывкам фраз, по взглядам, по случайным вздохам и дрожанию бледных пальцев. Орлана успела смириться с тем, что нужно отпустить дочь, ведь магу времени так тяжело в шуме столицы. Вот Идрис очень редко бывал в городах.
Они всегда уходят, в разрушенную усадьбу на краю империи, в заповедные земли, к устью Санатарина. Туда, где тише и нет суеты. Они возвращаются в столицу только перед большими потрясениями, потому что беда тянет их и влечёт горе. Они возвращаются и приносят с собой горький на вкус ветер. Просто мир так устроен.
- Я знаю. — Эйрин посмотрела на неё и почти улыбнулась.
Орлана не решилась прикоснуться губами к её лбу.
Утром, сразу, как только проснулись птицы в императорском саду, Эйрин ушла, не позволив никому себя провожать. Она не спросила дороги и просто вышла из ворот — Орлана наблюдала за ней из окна своего кабинета, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Девушка в простом платье с полупустой сумкой через плечо — не догнать и не позвать обратно. Не вернётся.
За пустырём тоже раньше жили. Теперь там остались только призраки домов, и бледно-жёлтые огни по ночам. Впрочем, ночами туда никто из здравомыслящих магов не забредал. И город как будто отодвинулся дальше, позволяя пустырю разрастись во все стороны жухлой травой и переплетением бледных стеблей плюща.
…После того как императрицу объявили мёртвой, праздник свободы длился недолго. Зима подошла к своей самой неприятной, сырой и слякотной развязке, когда республика Маар объявила империи войну. Манталат не смог выдержать натиска. Он вдруг оказался и не империей вовсе, а кучкой рассеянных, рассорившихся государств, каждое из которых и заклинания не хотело читать, чтобы защитить соседа.
Этель два года наблюдала мир, как искры, танцующие в кристалле — бессмысленное порхание цветных огоньков. Вечерами она слушала возмущения Олава, который уж точно знал, что сделал бы, будь он на месте генерала, и щурила уставшие глаза. Олав топал здоровой ногой и громко жалел, что его не возьмут в солдаты.
Войска Маара прошлись по южным провинциям, не встречая никакого сопротивления. Они почти добрались до столицы, когда Теро удалось собрать своих солдат и дать отпор захватчикам.
Отступая, они выпускали на волю демонов, сидящих до этого взаперти и на цепях, что толщиной с руку Этель. Это был прощальный жест презрения, равно как плевок через плечо. Демонов постепенно переловили и уничтожили, но места, где они побывали, остались гноящимися нарывами на теле земли. Города отодвигались от них, и ветер выл над призраками домов.
Здесь не пели птицы, и совсем не пахло городом. Этель знала, что даже если Эйрин тут, у них очень мало шансов наткнуться друг на друга. Только она всё равно не могла уйти просто так.