Трент был в смятении. Он чувствовал себя тупым, скованным той лучезарной утренней картиной, когда он увидел миссис Мандерсон. Рыцарская восторженность перед красотой жила в нем с первых наставлений матери, и сейчас его терзала мысль о том, что он может погубить некое совершенство природы. Однако прекратить расследование не мог, такого еще не было. Истина где-то тут, под рукой, нужно только решиться открыть ее, признать, и это должно произойти сегодня.
Войдя в калитку, они увидели Марлоу и американца, разговаривающих у дверей. В тени террасы стояла дама в черном.
Она заметила их и вышла на лужайку. Походка ее, как и представлял себе Трент, была легкой, изящной, спокойной. Когда она обратилась к нему, ее карие глаза смотрели на него доброжелательно. В ее мягкой сдержанности не было и следа тех порывистых эмоций, свидетелем которых Трент стал там, у скалы.
– Я надеюсь, мистер Трент, что все у вас пойдет успешно, – сказала она тихим ровным голосом. – Как вы думаете?
– Надеюсь, что так, миссис Мандерсон. Когда выводы мои будут достаточно серьезными, я попрошу разрешения увидеть вас. В любом случае мне необходимо будет посоветоваться с вами, прежде чем я выступлю в печати.
Она смутилась, и Трент увидел в ее глазах страдание. Он не знал, как продолжить разговор, но ему необходимо было слышать ее голос, видеть ее лицо, чтобы разобраться во многих странностях этого необычного дела. Возможно, минутный разговор с ней мог решить исход поиска, которому не видно пока ни начала ни конца.
– Я благодарен вам, миссис Мандерсон, за те возможности, которые вы предоставили мне в изучении дела. Однако, если позволите, мне уже сейчас необходимо задать вам один вопрос. Думаю, я не спрошу ничего такого, на что бы вам не хотелось отвечать.
Она устало посмотрела на него.
– Было бы глупо с моей стороны отказаться. Задавайте ваши вопросы, мистер Трент.
– Благодарю. Для начала вот что. Мне известно, что ваш муж недавно взял необычно большую сумму наличными у своих лондонских банкиров и держал их здесь. Деньги на месте. Не знаете ли вы, для чего он это сделал?
Миссис Мандерсон удивленно подняла глаза.
– Не могу себе представить, – сказала она. – Я ничего не знала об этом. Мне всегда казалось, что муж держал в доме немного денег. А в это воскресенье, почти ночью уже, перед тем как уехать с мистером Марлоу, он вдруг пришел ко мне в гостиную. Мне показалось, что он был чем-то раздражен, спросил без предисловия, не могла бы я одолжить ему денег – в купюрах или золоте, до завтра. Просьба была странной: как правило, фунтов сто у него всегда было при себе. Я открыла секретер и отдала ему все, что имела, что-то около тридцати фунтов.
– И он не сказал вам, зачем ему нужны деньги?
– Нет. Он положил их в карман, сказав, что мистер Марлоу уговорил его прогуляться, возможно, это поможет ему заснуть. Затем он уехал с мистером Марлоу… Деньги? В воскресенье, поздним вечером?..
– Это действительно странно, – сказал Трент. – Благодарю вас. А теперь, если не возражаете, я хотел бы поговорить с мистером Марлоу.
Марлоу в одиночестве вытаптывал лужайку. Он все еще казался измотанным и нервным, однако не без юмора описал тупую высокомерность местной полиции, зловещий вид доктора Стока. Трент, в свою очередь, изложил ему предположение Баннера.
– Он говорил со мной, – ответил Марлоу, – однако его соображения неубедительны, они многого не объясняют. Правда, я достаточно долго жил в Соединенных Штатах, чтобы знать, что такая мелодраматическая месть – вполне возможная вещь. У американцев есть вкус и способности на такого рода дела. Знаете ли вы «Гекльберри Финна»?
– Спросите лучше, как меня зовут!
– Я думаю, самое американское в этом великом произведении – это избавление Тома Сойера от трудного и романтического плана, который он вынашивал долгое время, – плана побега негра Джима. Честно говоря, дело легко можно было организовать за двадцать минут… Все эти ложи и братства, клубы колледжей со своими тайными знаками. И тут же ку-клукс-клан… Американцев все это сильно забавляет, и тут надо размышлять.
– Все это, конечно, может иметь какое-то значение, когда сталкиваешься с пороком, роскошью или преступлением в этой стране. И все-таки есть во мне какое-то раболепное уважение перед рвением сделать жизнь интересней, живой, невзирая на общественное устройство и зигзаги цивилизации… Однако к делу. Раздумья Баннера… Эта идея угрозы, висевшей над Мандерсоном. Попробуйте объяснить мне, зачем ему понадобилось отправить вас в поездку так спешно, среди ночи.
– В десять вечера, если быть точным, – ответил Марлоу. – И учтите при этом, если бы он поднял меня с постели в полночь, я не удивился бы и этому. Таков Мандерсон, национальная его черта, помноженная на характер. Репутация, престиж и немилосердная прямота в стремлении к цели. В данном случае он ждал какого-то важного сообщения от человека по имени Харрис.
– Кто он, этот Харрис?
– Этого не знает никто. Даже Баннер никогда не слышал о нем. Единственное, что я знаю, так это то, что на прошлой неделе, когда я ездил по разным делам в Лондон, мистер Мандерсон велел мне забронировать каюту для некоего Джорджа Харриса на корабль, отплывающий в понедельник. Теперь мне ясно: мистер Мандерсон ждал от Харриса каких-то важных известий секретного характера, их, очевидно, нельзя было передать по телеграфу, и тогда он послал меня.
– Видите, Марлоу, есть у меня в запасе одна маленькая деталь, и вы, очевидно, не подозреваете, что она мне известна. Мартин… он невольно уловил кусочек вашего разговора с Мандерсоном: «Если Харрис там, дорога каждая минута…» Вы знаете, для чего я здесь. Я послан, чтобы вести следствие, и вы не должны на меня обижаться. Можете ли вы теперь повторить, что ничего не знали о деле Мандерсона – Харриса?
Марлоу покачал головой:
– Я действительно ничего не знаю. И не думайте, что меня можно обидеть честным вопросом… Инспектору Марчу я уже передал суть этого разговора. Мистер Мандерсон деловито сказал тогда, что не может посвятить меня в тонкости дела, он только просил найти Харриса и передать, что ждет от него известий. На прощание мне было сказано, что Харрис может и не появиться, но если появится, тогда «дорога каждая минута». Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
– Почему это поручение, данное вам, было наречено автопрогулкой под луной?
Марлоу беспомощно развел руками.
– И почему он оставил в таком недоумении миссис Мандерсон?
– А Мартин? – холодно добавил Марлоу. – Ему было сказано то же самое.
Трент не любил тупиков. Он вытащил из нагрудного кармана бумажник, извлек из него два листка чистой бумаги, протянул Марлоу:
– Посмотрите на эти листки, мистер Марлоу. Вы видели их раньше?
– Похоже, что это вырезанные ножом или ножницами страницы из маленькой книжечки-дневника этого года – из октябрьской, что ли? – Марлоу с любопытством прощупывал листки. – Тут ничего не написано.
– В этом-то все и дело, – сказал Трент. – Между прочим, вы не учились в Оксфорде?
– Учился, мистер Трент. Но чем вызван этот вопрос?
– Просто хотел удостовериться, что не ошибся: у Оксфорда свой фирменный знак.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Марлоу. – На каждом из нас своя печать. Если бы я, допустим, не знал вас, я принял бы вас за актера.
– Почему? Мои волосы требуют стрижки?
– О нет! Просто вы необычно смотрите на мир. Мир для вас как бы расчленен на детали, и вы собираете его по частям, а когда все собрано, вдруг теряете интерес к детали.
– Логика любого мышления, Марлоу… – Трент не договорил. Он увидел бегущего к ним мальчика с оранжевым конвертом в руке.
– Телеграмма мистеру Тренту! – крикнул он издали.
Трент нетерпеливо надорвал конверт. Марлоу следил за его оживленным лицом.
– Должно быть, хорошие новости? – спросил он.
Трент ответил ничего не выражающим взглядом.
– Не совсем новости, – сказал. – Просто подтверждение, что еще одна моя маленькая догадка оказалась правильной.
Глава 8
ДОЗНАНИЕ
Следователь, который полностью сознавал, что это единственный день в его жизни, жизни провинциального поверенного по делам, когда на него обращены взоры всего мира, решил быть достойным происходящего события. Он был крупный человек веселого нрава, необычайно увлеченный драматическим аспектом своей профессии, и весть о загадочной смерти Мандерсона на территории его юрисдикции сделала его счастливейшим следователем в Англии.