— Не знаю… Но я не Гехт.
— А кто же тогда? Монтигомо Ястребиный Коготь?
— Нет… я. я., — Гехт растерянно поморгал глазами и по его щекам покатились слёзы. — Я., я забыл. Я не помню, как меня зовут.
— Хватит придуряться Карл Карлович., - начал было Алексей. Но Соболев резко оборвал его:
— Да помолчи, ты!
Взяв руку Гехта, он пощупал пульс, бесцеремонно приподняв веко, осмотрел зрачок:
— А ведь он того.
— Что того? — не понял Лавровский.
— Свихнулся.
— Да, ты что?! Быть того не может!
— К сожалению, может. Сбивчивая речь, учащённый пульс, дрожит, как в лихорадке. Это признаки тихого помешательства. Зрачки, правда, не расширенные, но.
— А почему он по-русски говорит? — возразил Алексей. — Всё забыл, а чужой язык помнит? Подозрительно.
— Вполне резонно, — согласился ветеринар.
— А он для него не чужой, — вступил в разговор Семён Гирин. — У него отец немец, а мать из наших была — псковская.
— А ты откуда знаешь? — удивился Алексей.
— Да я с сестрой его, Ольгой Карловной, знаком. Она сама рассказывала.
До самых «Чернышей» Гехт сидел обхватив голову руками. На вопросы не отвечал. Изредка всхлипывал, что-то невнятно бормотал. А потом принялся негромко напевать:
Ах, мой милый Августин,
Августин, Августин.
Ах, мой милый Августин
Всё пропало, всё…
— Нашли голубчика, — обрадовался Карасёв, увидев их. — А я, грешным делом, думать стал, что вы его и в живых не застанете…. Присаживайся, Карл Карлович, к столу. Чайком побалуемся. Да заодно уж потолкуем, как дальше быть.
— Без толку с ним толковать, — вздохнул Алексей.
— Это почему? Гордый очень? Ну так мы ему объясним — с нами лучше дружить.
— Он с ума сошёл, — объяснил Соколов.
— Ох, не верю, — покачал головой старый полицейский. — Может, Ваня, он тебя за нос водит? Мошенники, они ведь, такие — на всякие выдумки горазды.
— Не исключено, — согласился Соболев. — В конце концов я не врач, а ветеринар. Но скажу вам, Аристарх Матвеевич, что на Кавказе дважды наблюдал случаи, когда люди сходили с ума по причине длительного пребывания в состоянии страха.
— Из-за страха? — задумался Карасёв. — На правду похоже. Ему бедолаге много чего пережить пришлось. Сперва дрожал, что игроки обманутые найдут и карачун сделают. Потом вы, как снег на голову, свалились. Лёша, небось, для начала о дружках его убиенных рассказал. А ты, Ваня, поди сразу за револьвер хвататься начал — знаю я твою манеру.
— Да один раз только и ткнул, — смутился Соболев.
— Так, что нам теперь с ним делать? — спросил Алексей.
— Ничего! Мы своё дело уже выполнили — преступника поймали. Пусть теперь им полиция и судейские занимаются. А насчёт того, сумасшедший он или нет докторам решать… Вот как мы поступим. Отведите-ка вы его в Тверской полицейский дом. Объясните смотрителю и доктору: на улице увидели и сразу поняли — не в себе человек. Только не забудьте сказать, что это тот самый Карл Карлович Гехт, которого московская полиция, по представлению судебного следователя Кайзера, вчера в розыск объявила.
Лавровский и Соболев, взяв Гехта под руки, направились к двери. Немец шёл понуро, тихо напевая:
Денег нет, счастья нет,
Всё пропало Августин!
Ах, мой милый Августин
Всё пропало, всё…
— Лёша, задержись-ка малость, — велел Карасёв. Когда они остались одни сказал — Надо посмотреть, что у него в саквояже.
В саквояже оказались несессер с туалетными принадлежностями, аккуратно упакованное бельё и одежда, несколько толстых пачек ассигнаций — на глаз тысяч на тридцать, кожаный бювар и две книги.
— Описи конных заводов Голицына и Воейкова, — сказал Алексей, прочитав их названия. — Наверняка, поддельные. Полагаю, эти книги, бесценные улики для следствия.
Карасёв, усмехаясь в густые усы, подошёл к комоду и достал из него книгу в зелёном переплёте с золотым тиснением:
— Положи и третью, для компании. Это опись меншиковского конного завода. Мне её с утра Пашка Баяновский принёс.
На Тверской площади, напротив генерал-губернаторского дворца, стоял двухэтажный дом с колоннадой у входа и высокой пожарной каланчёй. Это был Тверской полицейский дом. Сюда и привели Лавровский с Соболевым немца. Смотритель, выслушав их, пригласил маленького толстого человечка — полицейского врача. Тот долго осматривал Гехта — глядел в зрачки, постукивал по колену, щупал пульс, задавал всевозможные вопросы. Но Карл Карлович только растерянно, непонимающе смотрел на него и сетовал: