не серчай, - он взял бродягу за локоть и повел в сторонку. Напарнику кинул: - Сейчас я, Миха, на два слова... Ты опять за свое, Ван Гог? У пацана мать одна, сама выхаживает, а ты... - А что ж вы так? - поддельно удивился Демид. - Мужиков не хватает, что ль, на станции? Помогли бы... вырастить. - Вот возьми и помоги, - грубо отозвался собеседник. - Но только не так, как ты обычно помогаешь... Бродяга остановил порыв схватить наглеца за грудки. Второй караульный смотрел в их сторону. Не стоило давать повод для станционных пересудов. - Не совался бы ты не в свое дело, Сява, - сказал Демид, вкладывая в слова всю злость. Не любил он, когда всякие подземники, трясущиеся перед наружными аномалиями, лезли к нему с моралью. Выткнули свои глазки из укрытия, глядят, а откусить от пирога не могут. Подумаешь, природа разошлась. Ну, так голова на то и есть на плечах, чтоб избегать опасностей и неприятностей. Это сейчас Сява пытается выглядеть таким суровым, словом задавить хочет. Своим темным, подземным... - А дело-то очень даже мое, - сказал вдруг он. Ван Гог насторожился. Сява продолжил негромко: - Ты ведь на встречу с посредником явился? Демид ничем не выдал беспокойства. Но за то, что его планы известны первому же встречному, он готов был бошку снести трепачу. Знать бы только, кому язык укоротить. Отвечать он не торопился. - Я твой посредник, чего пялишься, - Сява шмыгнул большим носом и опять сплюнул на пути. - Каждый полдень у перехода на «Университетскую»? Бродяга неопределенно кивнул. Скорее даже пожал плечами. Неужели и впрямь Сява будет его посредником? - Ну, завтра там и встретимся. А пока иди отдыхай. Ван Гог смерил его презрительным взглядом: - Без тебя разберусь, что делать: отдыхать или в танце плясать. Дежурь иди, а то живность какую прошляпишь. Под живностью Бродяга, конечно же, имел в виду неугомонных зелень и зверье, лезущих сверху в метро изо всех щелей с поразительным разнообразием всевозможных пород и мастей. Они словно чувствовали скопление человеческой плоти и старалась любым путем разрушить этот подземный оплот и превратить в зеленое благоухающее кладбище. Подтянув баул, Ван Гог взобрался на платформу и пошел вглубь. Он хорошо относился к спокойным станциям Алексеевской линии. Что не касалось станции «Пролетарская», где пришлось оставить левое ухо. Давно и, что обидно, не в перестрелке и не в стычке с представителями новой флоры и фауны, а в руках бандитов. Но больше всего обидно потому, что это случилось не наверху, где поджидало в сто раз больше опасностей, а здесь - в этом мрачном затхлом обрубке цивилизации, гнездящемся под поверхностью обновленной земли. Вот и думай после этого: где опаснее? Пришлось сдать свой тайник, но зато жизнь сохранил. Договориться можно с каждым, даже с чертом. Так и прозвище свое получил. «Кроты» окрестили. Одно ухо? Значит, Ван Гог. В чувстве юмора не откажешь. Станция «Госпром» строилась как станция глубокого залегания. Закопали бетонный скелет, обнесли гранитом внутренние стены, запаслись вонючим мазутом. Вдруг бомбы с неба упадут, а мы, такие хитрые, пересидим под землей. Не получилось. Ван Гог не знал: то ли наличие ботанического сада, то ли института низких температур повлияло на теперешнее положение Харькова? Зелень проросла непреодолимым частоколом, разрезая город на сектора, а в некоторых местах - и вообще не давая шанса пройти. Как говорил учитель Демида: «Надо пить Кока-колу, если Боржоми уже не поможет». И пойми, какой смысл он вкладывал в эти слова. - Наплевать, наплевать, надоело воевать, - дурашливым голосом запел Ван Гог, - ничего не знаю, моя хата с краю. Пусть побесятся, шавки. Привыкли возле входа сидеть, гильзы и патроны за проход собирать, а наружу нос высунуть боятся. Вояки, мать их так. Пройдя мимо водоотливной установки, не раз спасавшей метрополитен от наводнений, которые пытались устроить корневые системы, посмотрел на убегающего мальца. Постоял у перекрестка, повернул в вентиляционную сбойку, соединяющую тоннели для сглаживания разницы давления. И почувствовал себя на секунду на свободе, наверху. Тугой поток ветра сбивал дыхание, заставлял прикрывать глаза рукой. На миг представил себя на крыше высотки. Там, за бортиком, раскинулся зеленый океан всех мыслимых и немыслимых оттенков. Кое-где виднелись яркие пятнышки цветов - огромных, размером с параболическую антенну. Привлекают насекомых. Эти твари размером с голубя перелетали от цветка к цветку, собирая нектар и перенося пыльцу. Укусит - мало не покажется. Пчелки, мать их... Ван Гог отмахнулся от воспоминания и пошел дальше - туда, где жили обитатели дна. Скорее, доживали, как рыба, выброшенная на берег, с надеждой на волну удачи. Но места не хватало катастрофически, и мало у кого получалось вернуться в главный зал. Инвалид без обеих ног выравнивал железку, монотонно стуча по ней молотком. Спившийся мужик, одетый в грязный бушлат на голое тело, лежал на бетоне мертвецки пьяный. Даже в такое время он нашел жидкость, содержащую алкоголь, и утонул в ее тихом омуте. В глубокой депрессии, не приспособленная к новому миру и новым условиям выживания, ждущая, когда мир очистится от яда и скверны, седая старушка сидела под стеной и изучала безумным взглядом одну точку. И на каждом из этих людей виднелись непременные отметины новой жизни - ожоги от растительного яда. Бурые бесформенные пятна на незащищенных местах тела, покрытые твердой коркой, которая при сильном нажатии лопалась и источала невыносимую гнилостную вонь. Родимые пятна нового мира. Но Демид знал, что скрылись эти люди под землю вовсе не от экологического катаклизма. Только вот, к сожалению, людям не скрыться от самих себя. Никогда. Повернув налево, Ван Гог не спеша взошел по сколотым ступенькам и, к своему огромному сожалению, окунулся в преисподнюю. Здравствуй, подземный осколок цивилизации! Волна шума захлестнула с головой. Наверху от звука зависела жизнь, и Ван Гог привык узнавать об опасности задолго до визуального контакта с ней. А часто и не доводил дело до встречи - зачем лишний раз дергать судьбу за пейсы? Здесь все было не так. Толкотня, давка, окрики, смех, плач... На станции было чрезвычайно людно. Люди, когда еще и людьми не были, а так, полуобезьянами, слезшими с деревьев, всегда строили стены. Или перегородки. Словом, делили на свое и чужое. Узкая, будто тонкая кишка, станция в середине была поделена перегородками на три жилых яруса. А вот «кантиком» вдоль платформ стояли торговцы и менялы, столики для приема пищи. Ван Гог решил пойти против часовой стрелки, начхав на суеверия. Прошел мимо мясной стойки с банками тушёнки, жирными от солидола, и подвешенными кусками тушки, на вид кошачьими. Густая слюна с трудом проглатывалась. Но через пару шагов бродяга чуть не захлебнулся ею. Аромат жареного мяса перебивал даже смрад немытых тел, который с непривычки Ван Гог чувствовал с особой остротой. Так всегда после спуска с поверхности, но по опыту знал, скоро не будет его ощущать. Двое уставших мужчин ели из одной тарелки жидкое блюдо серого цвета с костью, выступающей из похлебки, словно айсберг над поверхностью воды. - Мир-свет труженикам, - поздоровался Ван Гог. - О, землянин вернулся! - поприветствовал его старый знакомый, Макс. - Как хавка? - Хавка, уважаемый, на зоне. Была. А у нас - блюда. Или еда, - влез в разговор второй, видимо, хозяин. Захотелось врезать. Из-за своего характера Демид нажил немало врагов. Вот двухъярусную «Научную» приходится теперь пробегать. Даже мысли посещали по поверхности ее обходить. Но там так все запущено, что лучше не рисковать. Зато и знакомые знали: бродяга Ван Гог не личность, обманутая хулиганами, а серьезный человек. Макс, похоже, почувствовал перемену настроения Демида. - Брейк. - Он вытер руки о грязную тряпку. - Вы сначала по делу говорите. - По делу? - усмехнулся Демид. - По делу все просто: два живокоста. Он извлек трофеи из рюкзака. - О, брат, лекарство у нас всегда в цене. Не обижайся... - примирительно начал хозяин. Сделка состоялась, и с тридцатью патронами Ван Гог побрел дальше. Есть с дилерами не стал из-за принципа. Решил, что куда полезней и познавательней самому совершить экскурсию по станции, чем слушать треп малоприятных персон. Спустя час - вычищенная одежда, чистое тело, туго набитый автоматный магазин. Теперь задачей бродяги было снять место в ночлежке и как следует перекусить - сухпай надоел. Услышав о ценах