а ночлег, Демид понял, что «как следует» отменяется - получится только «кое-как». Располагаться где-то под стенкой или посреди перрона ему не улыбалось. Хоть и был сон его чутким, но встречал он искусных умельцев, что прямо у собеседника под носом вытаскивали все добро из сумок и карманов, что уж говорить о спящем вполглаза человеке. Пришлось распрощаться с шестью патронами за то, чтобы цивилизованно расположиться в «палатке» - не то лачуга, не то навес из пластика и тряпок - на самой настоящей раскладушке. Скрипела, правда, зараза, как стадо груженых чертей, но на фоне всеобщего гама это как-то мало волновало Демида. Четыре патрона он отдал за ужин: чуть теплая похлебка с одним кусочком крысятины и стакан чая. Пока он ел, шум значительно уменьшился, толкучка рассосалась. Станция отходила ко сну. Большинство факелов потушили. Света и так было с гулькин нос, а теперь платформа совсем канула во тьму. Растянувшись на раскладушке, Демид прикрыл глаза и подложил под голову правую руку. Валюта снова на исходе. Стало быть, надо стребовать с Сявы аванс. Неизвестно, как там дело сложится, а аванс даст немного уверенности в завтрашнем дне. Но не далее чем. Загадывать что-либо даже на день вперед было необычайной дерзостью. На два - и подавно. Лежишь вот спокойно, отдыхаешь, горя не знаешь, а через час забьют тревогу: потоп, нашествие... Да мало ли... Все планы вверх дном. И ведь ничего с этим не поделаешь - мир преобразился. Новый дом, новая жизнь, новые правила. Так под поскрипывание пружин Ван Гог и уснул. Детство - вот что явилось ему во сне. Погожий летний день; орава пацанов играет в салки в кроне самого обыкновенного клена, вдыхая запах его листвы, коры и совершенно не опасаясь быть обожженными одним лишь касанием к ветке. Демид скакал с одной на другую, боясь лишь быть «засаленным». Никаких диких зверей с их необузданным норовом - только шумные друзья, готовые в любую секунду поддержать и прийти на помощь в случае какой неприятности. Хорошо, весело. Беззаботно. В новом мире такого слова нет. Сява, сощурившись, решил приколоться: - Ты что, всегда торбу с собой таскаешь? Демид скривился. - Нет, блин, сейчас пойду в камеру хранения сдавать. Ближе к делу, Сява. - Ну да, как же: время - пульки? - Молодец, - похвалил знакомца Демид. - Итак... - Нет, Ван Гог, сначала ты скажи: готов выполнить задание? - Сява так и не раскрыл глаз, разглядывая бродягу через тонкие щелки. - Если условия, о которых я услышал на «Научной», не поменялись, то, в общем-то, да. Щелки расширились. Сява был в замешательстве от услышанного. Но, как выяснилось, он просто не понял бродягу. - Это... ты сейчас соглашаешься, или как? - До вчерашнего вечера я еще сомневался, но теперь - никаких сомнений. Я в деле. И на данный момент меня интересуют два пункта. Первый - подробности задачи. Второй - аванс. В курс дела вводишь ты? Сява мотнул головой. - Заказчик. - Так в чем проблема? Веди. Ван Гог задавил Сяву своим авторитетом. Сявка он и есть сявка. На нем и в детстве ездили все, кому не лень, из дворовой компашки. Гнилой он был, не по душе многим, однако приходилось с ним считаться. И причина ведь банальная: бабы к нему липли, как мухи на известно что, и Сява не прочь был ими поделиться, знакомил, сводил. Такой себе сутенер дворового разлива. Казалось бы, рос с человеком в одном дворе, играл в одни игры - сначала детские, потом более взрослые; пережили одну беду - должны держаться плечо к плечу, ведь никого больше из их двора Ван Гог не встречал в новых условиях; так нет же - грызутся, как последние сволочи. Жизнь научила людей жить коллективом, особенно в такое время, вот только неискореним индивидуализм. Каждый хочет хапнуть на себя кусок одеяла пошире. Вот и грызня, обиды, зависть. Как только несчастье какое - все сбиваются в кучку, друг за друга на баррикады лезут. Ведь отчего бригады создаются? Чтобы выжить. Только бродяги оставались бродягами - одиночки без пристанища. А как только жизнь возвращается в обыденное русло, так сразу и понеслось: урвать, объегорить, выменять, выторговать, подлизаться, настучать, проследить. И как венец перечня - убить. Случалось и такое. Гораздо чаще, чем хотелось бы. То есть, хотелось бы, конечно, чтоб вообще без смертоубийств - да не то время. Тут надо держать ухо востро и глядеть в оба. Так Демид и поступал: внимательно запоминал, куда ведет его Сява - каждый поворот, каждую дверь, и уцелевшим ухом ловил каждое услышанное вокруг слово - авось, пригодится. Бункер, куда они пришли, находился далеко от подсобных помещений станции. Предназначался он никак не для служебных нужд. Это было убежище. Самое настоящее ядерное убежище. И занимал его один человек со свитой из десятка шавок. Самому ему ни за что не позволили бы здесь жить, и он это понимал. Пришлось пустить сожителей, над которыми сразу обрел контроль. Невысокий, чернявый со значительной проседью, с холеной рожей, одетый в какой-то застиранный спортивный адидасовский костюм заказчик сидел в притащенном сверху кресле. Убранство бункера говорило о том, что он имел серьезное влияние на управляющего. - Садись, - указал заказчик на маленькую табуретку. - Если вы не против, я просто присяду. - Ван Гог действительно присел на краешек грубо сколоченного стула без спинки. На лице чернявого появилось какое-то непонятное выражение. - Я - грузин, но дам тебе небольшой урок русского языка. У слова «садиться» - несколько значений. Сесть могут батарейки, сесть может голос, сесть можно жопой на стул и, в конце концов, - в тюрьму. Если человек умственно ограничен, у него только одна ассоциация - с зоной. Но, слава Аллаху, сейчас этого явления и понятия не существует, так что не опускайся в моих глазах, бродяга. Мне тебя только хвалили. Демид молча слушал, поглядывая искоса на стоящих по бокам «сожителей». - Поэтому перейдем сразу к делу. Зовут меня Аслан. Я живу в этом бункере с того момента, как все случилось, - он поднял кверху обе руки. - Это убежище предназначалось для властей, но Аллах распорядился иначе. Я был в Харькове проездом и снимал номер в «Плазе». Отель, знаешь? Бродяга кивнул. - Номер триста двадцать пять. День оставался до отъезда, понимаешь? А тут... объявили карантин. Я не растерялся - только поэтому сижу здесь. Знал, куда прятаться. Ушел с пустыми руками - ничего с собой не брал, думал, вернусь. Наверху остались личные вещи. Но дороже всего - одна фотография, которую я возил с собой во все поездки. Жена и дочка. Память, бродяга. Хочу их видеть хотя бы на бумаге. Хочу, чтобы ты принес фотку. Заплачу щедро. Двое уже ходили - вернулись ни с чем. А двое вообще не вернулись. - Конечно, ведь там завал, - со знанием дела кивнул Ван Гог. Видно, вверх ходили подземные «кроты», а не бродяги. - Говорят, ты каким-то образом умудряешься из любого заросшего завала вещи доставать. Это правда? Демид ответил не сразу, опасаясь какого-то подвоха. - Ну, положим, не из любого, но есть способ. - В чем же твой секрет? - спросил заказчик. - В том, что я не выдаю секретов. - Ладно, не нужны мне твои секреты. Нужна фотография. Она лежит в кейсе в том номере. Либо в шкафу, либо у стола - не помню точно. Кто ж знал, что все так обернется. Возьмешься? - Сколько? - коротко спросил Ван Гог. - Пять рожков. - Двенадцать. Лицо Аслана вытянулось от удивления. - Ты что, бродяга?! Какой двенадцать? - От волнения у него даже акцент появился. - Семь, максимум! - Десять - и по рукам, - твердо сказал, вставая, Демид. Аслан тоже поднялся из кресла. «Сожители» разом подтянулись, готовые к любой ситуации. Но Аслан лишь протянул вперед ладонь. - Договорились, дорогой. Девять. Мы знаем короткий путь наверх. Бродяга поколебался с пару секунд и скрепил сделку рукопожатием. - Четыре рожка вперед. Аванс, - сразу предупредил он. - А не много? Трех хватит. - Если хочешь, чтоб вернулся, давай четыре, - настоял Демид. Аслану нечем было крыть. Он подал знак, и один из «сожителей» тут же вручил бродяге боеприпасы. Ван Гог тщательно пересчитал патроны в каждом рожке и удовлетворенно кивнул. - Что за короткий путь? - Сява расскажет. Удачи. Демид не ответил. Молчком развернулся и вышел за Сявой из бункера. Увидев с бродягой экипированного для выхода наружу парнишку, посредник заметно помрачнел. - Какого хрена, Сява? - приковал его взглядом Демид. - Что опять не так? Его ровесник вновь показал св