— Уйдут месяцы, чтобы расчистить место, — прошептал Морис Джеку, осторожно пробираясь по развалинам. — Воспользуются любой причиной, чтобы потянуть время. Кто-то, действительно обладающий большой властью, хочет остановить раскопки и закрыть тоннель. Рано или поздно он добьется своего.
— Нет, если мы вмешаемся, — возразил Джек.
— Здесь всем правят три силы, — тихо продолжал Морис, вытирая пот со лба. — Первая — вулкан. Вторая — мафия и организованная преступность.
— А третья — церковь? — опередил его Джек.
— Верно.
— Хорошенькое сочетание! — воскликнул Костас и поспешно закашлялся, заметив, как сурово взглянул на них инспектор.
— По сравнению с этим заниматься археологией в Египте — сплошное удовольствие, — продолжал Морис. — Знаете, иногда кажется, власти ждут не дождутся нового извержения вулкана, чтобы закрыть доступ к этому месту навсегда. Похоже, что гибель тысяч людей, разрушение археологических памятников, денежные потери из-за оттока туристов в результате катастрофы не могут сравниться с той опасностью, которая здесь таится. Что это?.. Не знаю. Но кто-то очень сильно боится! Склонен полагать, влиятельные служители церкви. Их волнует, не откроется ли великая тайна древнего документа, который может подорвать их авторитет. Вспомните, сколько препятствий возникло при поиске свитков Мертвого моря в Израиле. Кое-кто был бы безгранично рад, если бы пирокластические потоки Везувия устранили опасность, хранящуюся здесь.
— Надеюсь, ты нашел внутри достаточно ценный материал, чтобы дверь не закрыли до того, как это произойдет!
— Глазам не поверишь, насколько ценный, — прошептал Морис, встретившись взглядом с Джеком.
— Археологи подошли к столу со средствами личной безопасности. Морис резко повернулся и крикнул:
— Всем надеть защитные каски. Правила техники безопасности!
— А что, они действуют в Неаполе?! — удивился Костас.
Инспектор вновь с подозрением глянул на него. Джек встревоженно посмотрел на Костаса. Вслед за остальными они надели желтые каски и поспешили за Марией. Затем выстроились гуськом под выступом, образованным трещиной в породе. Полость в пять метров высотой постепенно сужалась так, что в самом конце Марии пришлось присесть на корточки. Костас полз рядом с Джеком.
— Видишь, что я имел в виду? — спросил Джек, прижав ладонь друга к серой неровной поверхности над ними. — Прочная, как скала.
— И как удалось прорыт здесь тоннель?!
— Вот и добрались! — воскликнул Морис.
Прямо перед глазами из застывшей грязи выступала ровная каменная кладка с голубыми и зеленоватыми прожилками на белой отполированной поверхности.
— Глазковый мрамор с греческого острова Эвбея, — прошептал Джек, постучав по плите. — Он великолепен. Похоже, на строительство виллы денег не жалели…
Морис включил фонарь на каске. И все сразу же увидели надпись на плите. Всего три строки заглавных букв, глубоко врезанных в мрамор.
????????????M???E??I?NKA???PNION
?E?KI???I?N?EI??NA
T?NA?T?KPAT?PAKAI?ATP?NAT??TI??E??
— Греческий! — воскликнул Костас.
— Подобные надписи чаще всего создавались по шаблону, — сообщим Морис. — Такие же встречаются в Египте. Их обычно относят ко времени правления греков до появления римлян. Здесь написано: «Совет и народ восхваляют Кальпурния Пизона, сына Луции, правителя и покровителя города».
— М-да… правитель и покровитель. — Костас присвистнул от удивления. — Местный мафиози?
Джек усмехнулся в ответ:
— Помню-помню. В Греции есть точно такая же надпись. Кальпурний Пизон — римский правитель острова Самофракии в Эгейском море. Должно быть, в качестве сувенира захватил эту плиту на родину.
— Вместе с коллекцией статуй и другими предметами искусства, — добавила Мария. — Морис показал мне в Неаполитанском музее. Там столько всего! Уму непостижимо.
— Этот Кальпурний Пизон, вероятно, был отцом или дедом того Кальпурния, который жил во времена императоров Клавдия и Нерона и данные о котором дошли до наших дней, — сказал Морис. — Он выказывал особую преданность Клавдию. Но после неудавшейся попытки свергнуть Нерона Кальпурний Пизон уединился дома — возможно даже, на этой вилле — и покончил с собой, вскрыв вены. Это случилось в 65 году, спустя одиннадцать лет после смерти Клавдия и четырнадцать лет до извержения Везувия.