Таково это искушение, омрачающее последние мгновения жизни Спасителя.
Но Христос с усилием вскидывает голову и открывает глаза. Нет, он не отступник, слава Тебе, Господи! Он не изменник. Он до конца выполнил миссию, возложенную на него Богом. Нет, он не женился и не познал счастливой жизни. Он взошел на вершину самопожертвования: он пригвожден к Кресту.
Спокойно он закрывает глаза. И торжествующий крик вырывается из его груди: «Свершилось!»
Иными словами: «Я выполнил свое предназначение, я распят, я не поддался искушению…»
Эта книга написана мною для того, чтобы дать борющемуся человеку идеальный образец, чтобы он понял: не надо бояться боли, искушений и смерти, ибо все они могут быть побеждены и уже были побеждены однажды. Христос пережил страдания, и с тех пор страдание освящено. Искушения осаждали его до последней минуты, но и они были повержены. Христос умер на Кресте, и в то же мгновение смерть была побеждена навсегда.
Любое препятствие на его пути становилось вехой, залогом его новой победы. Перед нами образец, пример для подражания, который дает нам силы.
Эта книга не является биографией. Это — исповедь борца. Публикуя ее, я выполняю свое предназначение, предназначение человека, который много боролся, много страдал и на многое надеялся в этой жизни. Я уверен, что любой свободный человек, прочитав эту книгу, полюбит Христа больше и чище, нежели раньше.
ГЛАВА 1
Подул ветер.
Небеса разверзлись, усыпанные плотным узором звезд; внизу, на земле, остывали нагревшиеся за день камни. Мир, наполненный вечными ночными голосами, был покоен и тих. Время шло к полуночи. Очи Господни — Солнце и Луна — закрылись. Господь спал, и молодой человек безмятежно наблюдал за пролетавшими в его голове мыслями, которые тут же уносились легким ветром. Какой покой! Какой рай! Но вот что-то переменилось: легкое божественное дуновение иссякло. Над землей начал стелиться туман тяжелых влажных испарений: будто большое животное билось и задыхалось в зарослях сырого пышного сада, будто вся деревня тщетно пыталась побороть кого-то во сне. Воздух тревожно сгустился. Теплое дыхание людей, животных и духов поднималось, смешиваясь с острыми запахами прокисшего человеческого пота, свежего хлеба и лаврового масла, которым женщины умащали свои волосы.
Ночной мрак пугал — в нем можно было ориентироваться лишь ощупью. Но мало-помалу глаз привыкал к темноте: и вот уже проступил кипарис, чернее ночи, финиковые пальмы, раскинувшие свои ветви струями фонтана, раскачивающиеся на ветру и отливающие во мгле серебром оливы. А дальше на живой земле были разбросаны группами и поодиночке ветхие дома, слепленные из тьмы, грязи и кирпича, обмазанные известью. И лишь по запаху и звукам можно было угадать спящих на крышах людей, прикрытых простынями или вовсе обнаженных.
Тишина иссякла. Чистая блаженная ночь насыщалась болью. Не в силах обрести покой, человеческие ноги и руки ерзали и подрагивали. Вздохи полнили груди, и отчаянные упрямые крики, рвущиеся из сотен глоток, силились объединиться, слиться в один призыв в этом попранном Господом хаосе. Но голоса таяли, рассеивались и терялись в разрозненном бреду.
И вдруг с самой высокой крыши в центре деревни раздался резкий, идущий из самого сердца, разрывающий сердце надвое пронзительный крик:
— Бог Израиля, Бог Израиля, Адонай[1], долго ли еще ждать?!
Словно не человек, но вся деревня, вся земля Израиля, впитавшая в себя кости умерших, пронизанная корнями деревьев и покрытая истощенными полями, потерявшими способность рожать, взывала к Господу.
И снова после глотка тишины еще более ожесточенный и горестный крик пропорол воздух от земли до неба:
— Долго ли ждать? Долго ли?
Проснулись и залаяли деревенские собаки, на пыльных плоских крышах испуганные женщины еще глубже спрятали головы под мышки своим мужьям.
Человеку снился сон. Сквозь него он услышал крик, и тело его напряглось; сон начал испуганно таять. Силуэт горы размылся, заколебался, и проступили ее недра, сотканные из сна и бреда. Группа мужчин, поднимавшихся по каменистым выступам — сплошь усы, бороды, брови, длинные руки, — тоже начала расплываться, таять, пока окончательно не превратилась в разрозненные мелкие клочки, словно облако, рассеянное сильным ветром. Еще немного — и они исчезнут из сна.