Выбрать главу

Кана скрылась за рощами олив. Тени прижались к самым корням деревьев — близился полдень. Думая лишь о Господе, сын Марии наслаждался всем, что его окружало, и вдруг почувствовал запах свежеиспеченного хлеба. И тут же ощутил голод, а ощутив, преисполнился несказанной радости — никогда в жизни он не испытывал такого благословенного желания вкусить хлеба!

Ноздри его задрожали. Двигаясь на запах, он перешел канаву, перелез ограду и, войдя в виноградник, увидел хижину под дуплистым орехом, над которым вился дым, стелясь по тростниковой крыше. У входа в дом стояла старуха и, согнувшись, быстрыми ловкими движениями орудовала над кирпичной печкой. У нее был крючковатый нос и веки без ресниц. Рядом, мордой к печи, лежала черная с желтыми пятнами собака и с жадностью разевала свою зубастую пасть. Услышав в винограднике шаги, она залаяла и бросилась к незваному гостю. Старуха удивленно обернулась, но при виде странника ее маленькие глазки радостно заблестели. При мысли о том, что ее одиночество будет нарушено живым человеком, она перестала работать и застыла с деревянной лопаткой в руке.

— Добро пожаловать. Проголодался? Откуда ты, Божьей милостью?

— Из Назарета.

— Голодный? — повторила старуха и рассмеялась. — Твои ноздри трепещут, как у гончей.

— Да, я голоден. Прости меня.

Но старуха была глуха и ничего не услышала.

— Что? Говори громче.

— Я голоден. Прости меня!

— Простить тебя? За что? Голод, жажда и любовь не являются тем, чего стыдятся, мой милый. Они от Бога. Так подходи же и не стесняйся.

И она снова засмеялась, обнажая свой единственный зуб.

— Здесь ты найдешь хлеб и воду. А любовь — чуть дальше, в Магдале, — и она взяла один из хлебов, которые лежали на деревянном подносе рядом с печью. — Видишь, эту лепешку мы всегда оставляем для прохожих. Так что хлеб не мой, он — твой. Бери и ешь.

Сын Марии успокоился и, сев на корень старого орехового дерева, принялся есть. Как вкусен был этот хлеб, как свежа вода, как сладки оливки, которые дала ему старуха! Они были огромными и мясистыми, словно яблоки. Он жевал не спеша, ощущая, как сливаются воедино его душа и тело, насыщаясь и радуясь. Старуха любовалась им, перегнувшись через печь.

— Ты действительно голоден, — снова засмеялась она. — Ешь. Ты молод, и впереди у тебя длинная дорога и тьма бед. Ешь, набирайся сил, чтобы ты смог их вынести.

Она отломила горбушку от другого хлеба и протянула ему еще олив. У нее соскользнул платок, обнажив лысеющую голову, и она поспешно снова повязала его.

— Куда ты, Божьей милостью, направляешься?

— В пустыню.

— Куда? Говори громче!

— В пустыню.

Беззубый рот старухи искривился, взгляд стал жестким.

— В общину? — вскричала она с неожиданной яростью. — Зачем? Что тебе там надо? Тебе не жаль своей молодости?

Он не ответил. Старуха затрясла своей лысой головой и зашипела, как змея:

— Наверное, ты ищешь Бога, а?

— Да, — еле слышно ответил юноша.

Старуха пнула собаку, которая путалась между ее тощих ног, и подошла ближе.

— Бедняжка, — закричала она, — разве тебе не известно, что Господь обитает не в пустыне, а в человеческих жилищах? Так знай же, Бог там, где муж и жена, где дети и заботы, где готовится пища, где ссорятся и примиряются! Не слушай этих евнухов. Несчастные стручки! Истинный Господь живет в домах, а не в общинах пустынников! Ему ты и должен поклоняться. А того, другого, оставь ленивым кастратам из пустыни! — все более воодушевляясь, вопила старуха. Но вот мстительные чувства оставили ее, и она, успокоившись, замолчала.

— Прости меня, мой храбрый путник, — прикоснулась она к плечу Иисуса. — Когда-то у меня был сын, такой же красивый, как и ты. Но однажды поутру он помутился в рассудке, открыл дверь и ушел в пустыню к целителям — чума возьми их, и чтоб они никого в своей жизни не исцелили! Я потеряла его и теперь замешиваю тесто и пеку хлеб — для кого? Для своих детей? Внуков? Я — высохшее бесплодное дерево.

Она умолкла на мгновение, чтобы вытереть слезы, и снова заговорила:

— Многие годы я воздеваю руки к Господу и кричу ему: «Зачем я родилась? У меня был сын — зачем Ты отнял его у меня?!» Я надрываюсь из последних сил, но, можно подумать. Он услышит! Лишь раз в своей жизни я видела, как разверзлись небеса. Это было в полночь на вершине горы пророка Илии. Я услышала громоподобный голос: «Ори хоть до хрипоты!» Небеса снова захлопнулись, и больше я не обращалась к Богу.

Сын Марии поднялся. Он хотел попрощаться, но старуха снова зашипела:

— Так значит, в пустыню?! Тебе тоже по вкусу песок?! Где же твои глаза? Неужели ты не видишь виноградников, солнца, женщин? Послушай меня, ступай в Магдалу — вот куда тебе надо! Разве ты не читал Писания? Господь сказал: «Мне не по вкусу пост и молитва, я жажду мяса!» Другими словами, Он хочет, чтобы ты рожал ему детей!