Уоррен Мэрфи
Дестроер #100
Последнее испытание
Юбилейное послание читателю от создателя «Дестроера»
В наш стремительный век, когда человек с трудом вспоминает, что ел вчера на завтрак, когда все на свете – семья, дом, система ценностей – отбрасываются так же небрежно, как использованная салфетка, любой предмет или идея, которая существует уже четверть века и вызывает неизменный интерес, заслуживает особого внимания.
Все вышесказанное в полной мере можно отнести и к издающимся с 1971 года приключениям Дестроера, в частности, к этому сотому, юбилейному выпуску.
Когда мы с Диком Сэпиром взялись за описания похождений Римо и Чиуна, мы и думать не могли, что наши герои окажутся столь жизнеспособны. Более того, мы и представления не имели, что стали родоначальниками серии, пока издатель не потребовал продолжения.
Невозможно переписывать одну и ту же историю до бесконечности, а потому, слегка оробев от такого ажиотажного спроса, мы стали придавать своим рассказам о Дестроере юмористический оттенок, социальную направленность и в результате создали этакий сатирический приключенческий жанр. Причем весьма вовремя, ибо всего через несколько лет, когда глаз читателя и глядеть уже не мог на все эти бесконечные боевики со стрельбой и слюнявые дамские романчики, нам удалось сохранить свой стиль и интерес публики к Дестроеру, поскольку наши романы выгодно выделялись на общем фоне. Остается лишь надеяться, что и эта сотая книга продолжит добрую традицию и оправдает ваши ожидания. Обязательно дайте знать, ведь для нас главное – мнение читателя!
Сюжет предлагаемого романа Дику Сэпиру подсказал парнишка, родившийся в тот самый день, когда вышла наша первая книга, и потому считающий Римо своим крестным отцом. К сожалению, Дик умер, так и не успев изложить суть на бумаге. Тем не менее спустя несколько лет после его преждевременной кончины книга все же увидела свет – полагаю, это послужит дополнительным доказательством того, что все хорошие идеи бессмертны.
Как, к счастью, не умирает и память о хороших людях – а к ним, вне всякого сомнения, можно отнести и нашего Ричарда Бена Сэпира, великого мечтателя и выдумщика. С любовью посвящаю ему эту книгу.
Пролог
Умирать ее положили на узкую деревянную кровать. Все знали, что она умирает.
Очень уж много лет ей было. Совсем древняя старуха. Она прожила долгую, многотрудную жизнь невесты Христовой и принесла людям немало пользы, но теперь все чувства и ощущения ее притупились.
Священник произвел предсмертные церемонии, принятые в католичестве, окропил святой водой иссохшее худое тело, произнес несколько слов на знакомой ей латыни, призывая Спасителя принять ее бессмертную душу. Покурил ладаном.
Ее невидящие глаза, затянутые молочно-белой катарактой, сейчас ничто не тревожило – резкий солнечный свет не проникал сюда сквозь плотные шторы на окнах. Старуха почти ничего не слышала. Давно уже не вставала и не двигалась. Организм отказывался принимать пишу.
И хотя в этом изношенном, изможденном тяжкой работой теле не гнездилось никакой болезни, надежды на выздоровление не было. Просто все жизненные силы ее иссякли. Говорят, слабеть и увядать она начала давно, сразу после пожара.
Итак, она лежала на смертном одре, запеленутая в белые простыни, глядя незрячими глазами в растрескавшийся потолок монастырской обители для престарелых и перебирая прозрачными пальцами черные бусины четок. Беззвучно шевелились ее тонкие губы.
Казалось, она возносит молитвы деве Марии, но это было не так.
Старуха вспоминала своих подопечных, людей, которым некогда помогла. Монашенка, старая дева, никогда не имевшая собственных детей, она отдала свою жизнь целому поколению, которое с полным правом могла бы назвать своими дочерьми и сыновьями.
У каждой бусины, скользившей в пальцах, имелось имя. Иных она уже не помнила, хотя в прошлом ее часто навещали. Другие пропали из виду. Судьба разбросала их по всему свету. Франция, Корея, Вьетнам или уголки, где имена уже не имели значения…
Теперь к ней уже никто не приезжал. Она давно удалилась от дел, так давно, что последний пригретый ею ребенок успел обзавестись собственными детьми и дети эти уже выросли. Теперь вот они тянули бремя взрослых забот, а в его жизни не находилось времени для старухи, которая некогда учила его всему, что знала.
Она не рассчитывала, что проживет так долго. Немощь прогрессировала и стала почти невыносимой. Кожа истончилась и походила на туго натянутую папиросную бумагу, которая того гляди разорвется. Даже самый легкий ушиб приводил к появлению черного синяка, который не проходил месяцами.
Еще одна бусинка задержалась в пальцах. Потом еще одна… В череде мальчишеских лиц, мысленно являвшихся ее взору, не было системы и порядка. Они возникали сами по себе, говорили каждый своим голосом и, похоже, прощались.
Затем вдруг в памяти всплыло лицо, при виде которого ее слабеющее сердце дрогнуло, а грудь стеснило невыразимой печалью.
Старуха помнила его еще ребенком. Да, верно, ему и десяти тогда не было… Конечно, он вырос, и взрослым она его тоже видела, но, вспоминая, всегда представляла ребенком. То же и с другими. Почти всю свою сознательную жизнь она провела в монастыре, но если грезила – наяву или во сне – о доме, то перед глазами все время вставал тот, в котором она родилась. 10ворят, это свойственно многим.
Глаза у мальчика были цвета древесной коры. Неулыбчивый, очень серьезный ребенок… Ему дали прозвище Мальчик у окна. Целыми часами просиживал он в безмолвии, разглядывая из сиротского приюта незнакомый мир, и все ждал чего-то, ждал…
Он ждал своих родителей, которых вообще никто никогда не знал и не видел. Возможно, их уже не было в живых. Как-то она сказала ему об этом. А мальчик все ждал и ждал.
Но никто за ним так и не пришел. Никому не было до него дела.
Это моя вина, с горечью думала монашенка. Только моя…
Некоторых детей удается пристроить в семьи, других – нет. Жестокая и непреложная истина. Столь же непреложная, как и обещанное воскрешение из мертвых.
Возможно, подыщи она ему хороший дом, судьба печального ребенка сложилась бы иначе. Но, увы… Отчасти виноват в том сам мальчик. Он жестко отвергал все старания найти для него порядочную любящую семью, упорно и неустанно ожидая своих настоящих родителей.