– Ярл Утред, – произнес он по-датски (я впервые услышал, как меня называют датским титулом «ярл»), – принес присягу королю Эгберту. Поэтому у него преимущество перед тобой, Эльфрик.
Слова перевели, и я увидел, как разозлился Эльфрик, когда к его имени не прибавили титула. Но у него и не было титула, не считая того, который он присвоил… Об этом я узнал, когда он тихо обратился к Беокке и тот заговорил от его имени.
– Олдермен Эльфрик, – сказал молодой священник, – не считает, что присяга ребенка чего-то стоит.
Разве я приносил присягу? Я такого не помнил; помнил только, как просил Эгберта о покровительстве – но я был слишком мал и путал эти две вещи. Да это было и неважно, важно было лишь то, что дядя присвоил Беббанбург и назвался олдерменом. Я потрясенно уставился на него, а он посмотрел на меня с явным отвращением.
– Мы полагаем, – сказал Равн, слепые глаза уставились на крышу зала (в ней отсутствовало несколько черепиц, и с потолка сыпал моросящий дождик), – что нам лучше будет служить принявший присягу, верный нам ярл Беббанбурга, а не человек, о верности которого мы ничего не знаем.
Эльфрик почувствовал, откуда дует ветер, и сделал самую простую вещь: подошел к возвышению, опустился на колени перед Эгбертом и поцеловал протянутую руку короля, получив в качестве поощрения благословение архиепископа.
– Предлагаю сто монет серебром, – сказал Эльфрик, принеся присягу на верность.
– Две сотни, – ответил Равн, – и ты должен будешь впустить в Беббанбург гарнизон из тридцати датчан.
– Я же дал клятву! – сердито заявил Эльфрик. – Нет необходимости отправлять датчан в Беббанбург.
Значит, Беббанбург не пал – и я сомневался, что когда-нибудь падет. Во всей Нортумбрии не было крепости надежнее, а может, и во всей Англии.
Эгберт все молчал, и Ивар тоже: стало ясно, что долговязому тощему датчанину наскучило происходящее, и вот он кивнул Рагнару, который оставил меня и отошел в сторонку поговорить со своим господином. Остальные смущенно ждали.
Ивар и Рагнар были друзьями. То была странная дружба совершенно разных людей: Ивар – вечно угрюмый, молчаливый, грозный, Рагнар – открытый и шумный. Старший сын Рагнара служил Ивару и уже сейчас, в восемнадцать лет, командовал датчанами, которые остались на землях Ивара в Ирландии. В том, что старший сын служит не отцу, а другому господину, не было ничего необычного. У самого Рагнара в командах служили два сына ярлов, чтобы в один прекрасный день унаследовать титул и богатство, когда научатся сражаться. Итак, Рагнар разговаривал с Иваром, Эльфрик шаркал ногами и смотрел на меня, Беокка молился, а король Эгберт, за неимением другого занятия, пытался принять величественный вид.
Наконец Ивар объявил:
– Мальчик не продается.
– Не подлежит выкупу, – мягко поправил Равн.
Эльфрик пришел в ярость.
– Я приехал… – начал он, но Ивар его прервал.
– Мальчик не подлежит выкупу, – прорычал он, развернулся и вышел из зала.
Эгберт смущенно приподнялся на троне, потом снова сел, а Рагнар подошел и встал рядом со мной.
– Ты мой, – сказал он тихо. – Я тебя купил.
– Купил?
– Заплатил серебром по весу моего меча, – объяснил он.
– Но почему?
– А может, я хочу принести тебя в жертву Одину?
Он потрепал меня по волосам.
– Ты нам нравишься, мальчик, – сказал он, – так сильно нравишься, что мы хотим тебя оставить. К тому же твой дядя предложил мало серебра. Вот если бы он дал пять сотен, а? За такую сумму я бы тебя продал.
И он засмеялся.
Беокка поспешно пересек комнату.
– Ты в порядке? – спросил он меня.
– В порядке.
– Эта штука у тебя на шее… – Он протянул руку, чтобы сорвать молот Тора.
– Тронешь мальчика, жрец, – хрипло произнес Рагнар, – и я выправлю твои косые глаза, а потом распорю твое брюхо до тощей шеи.
Беокка, разумеется, не понял, о чем говорит датчанин, но безошибочно уловил тон, и рука его застыла в дюйме от амулета. Понизив голос, чтобы слышал только я, он взволнованно прошептал:
– Твой дядя тебя убьет.
– Убьет?
– Он желает быть олдерменом. Вот почему он хотел тебя выкупить. Чтобы убить.
– Но… – запротестовал было я.
– Тсс, – прошипел Беокка.
Он поглядел на мои голубые руки, но не спросил, что со мной случилось.
– Я знаю, ты законный олдермен, и мы еще встретимся.