- Чего ж отпустил-то? - добродушно спросил директор.
- Попробуй не отпустить: темень, а они вон какие здоровые. Да под парами. Разок-другой двинут, и не встанешь.
- А берданка твоя?
- Чего ж я из нее - стрелять буду? В живых-то людей? Это вон на том конце, Егорушкин, - тот палить любит. Чтоб самого не утащили. - Китанин помолчал. - Бабенки из садов вертаются, - эти, бывает, тащут. Студенты, те поаккуратней были. А эти отчаянные. Иная еще ладно постыдится - в кусты свернет. А другие есть - выхваляются. Ты, говорит, со своей ржавой самопулькой хоть лопни, хоть провались, а я свой вес завсегда унесу!
Ну, этих, известно, постращаешь - свои, как-никак. Когда уж кто нагличает - Малышеву объявлю. Пофамильно, Тарас Константинович и сам знал, что из садов потаскивают. Заведено это почему-то на Руси с мальчишек - в сады лазать. Даже если на задах и свои яблоки висят: чужие, видно, слаще. Как знал и то, что шесть сторожей на такую махину - пустяк, острастка, а не охрана. Да и много ли, говоря по совести, унесет, вдобавок еще надрожавшись, хлопчик или та же языкастая бабенка? Всей душой не терпел Тарас Константинович расхитителей иного рода - самоуверенных и требовательных. Не позже чем вчера заявился к нему такой - чистенький, при галстучке, - что-то там у Быкова выяснял, И выговаривает еще, сукин сын! "Тарас Константинович, что у тебя за секретарь партбюро такой? Сказал ему - организуй два-три ящика, так он, представляешь, нос воротит! По таким вопросам, говорит, обращайтесь к директору. Так что скомандуй уж сам..."
- Во вторник троих с машиной застукал, - продолжал Китанин. - Так это уж другой сказ - зверье! Тут уж я и за берданку схватился. Прямиком - и к участковому. Полкузова налупили!
- Докладывали мне, Иван Маркелович. Обещаю тебе:
приказом отметим и премируем.
- Да я не к тому. Я вот все об чем думаю. - Китанин приподнялся, сел. Растим, холим, стережем, какникак. А сами же деньги под ноги кидаем. Можно сказать, по деньгам тем пешком ходим. И не поднимаем даже.
- Это как же так?
- Да больно просто. Прикинь, сколько одних только отходов. Побило, придавило, ветром стрясло да намяло - все в гнилой ящик. Самое большее косточки соберем.
- В садах без того не обойдешься, Иван Маркелыч.
Сам знаешь...
- Да ведь как сказать. Немцы-то вон, - нагляделся, как в Германию вошли. Любой очисток, слива там с гнильцой, кожурка какая - ничего не пропадает. Все в котел да на шнапс. Хоть и дерьмо этот ихний шнапс против нашей-то, а все до толку доведут. Неужто у нас этого же нельзя?
- У нас, Иван Маркелыч, государственная монополия.
- Про это ты мне не толкуй, сам знаю, - убежденно возразил Китанин. Ты гони да государству же и сдавай. Эка, сколько наберется. И цену споловинить можно будет.
- Пить много станут, Иван Маркелыч. Насчет цены - палка о двух концах. Не мясо, не масло.
- Да ведь все одно пьют. В Астафьевке неделю водки не было - так знаешь, что там глохтили? Одеколон напополам с этим кисленьким, что в длинных бутылках! - Китанин усмехнулся. - Нет, Константиныч, - не умеем мы еще копейки беречь. Я вот тут на воле хожу, размышляю. Все думаю: с чего мы такие богатые?.. Себя к примеру беру. Ну ладно - топтанию моему грош цена.
Я сюда больше для души прошусь. Так все равно - полсотни чистыми беру. Митька, старший мой, с молодухой своей - считай, полторы сотни, на двоих. Да когда еще баба по летнему делу прихватит. Неплохо вроде, да?
- По-моему, неплохо.
- Вот то-то и оно. А погляди - больно я уж здорово живу? Двое еще в школу ходят, обуть-одеть надо. Булкито белые до нас только дошли. И то еще - не каждый день. К чему ни подступись - цена. Молодуха вон с ребятишками пристали: давай телевизор. А он - три сотнн.
По-старому-то - тыщи.
- Ну, это уж не первая необходимость.
- Первая, не первая, да время-то свое требует. Ты погляди вон: как вечер - так и не оттянешь, до полночи сидят.
- Так купил все-таки? - засмеялся Тарас Константинович.
- Куда денешься - купил. А если б мы эту самую копейку берегли, подымали, где она валяется, - куда как легче было бы. Шнапс там или сливовица еще - это я так, для пояснения, конечно.
Говорил Китанин рассудительно, давно, видимо, взвесив и продумав свои доводы, - Тарас Константинович, ломая и подкидывая в слабый огонь тонкие прутики, поглядывал на него с уважением. Сторож был прав и в частностях насчет использования отходов, и в общем - Тарас Константинович сам об этом не раз думал. У таких доморощенных экономистов смекалки, хозяйского прицела нередко оказывается побольше, чем у иного руководителя. Плохо мы еще слушаем людей, ой, плохо!
- Все, поспел. - Китанин проворно поднялся, осторожно, прямо с перекладиной снял чайник; освещенный круг стал больше, а синева за ним гуще, непроницаемей.
Пока, задумавшись, Тарас Константинович смотрел на пляшущие малиновые язычки, сторож заварил чай, разложил на тряпице комовой сахар, хлеб, сало, налил до краев большую эмалированную кружку.
- Держи-ка, Константиныч. Да сала моего попробуй - хлебное.
Чай был крутой, пахучий и необыкновенно вкусный, - Тарас Константинович глотнул раз, другой, убеждаясь, что такого он никогда не пил.
- Чем заваривал, Иван Маркелыч?
- А, заметил! - Китанин довольно засмеялся. - Это я по своему рецепту. Сушеная вишня, заварка да яблоко туда же скрошил. - Нравится?
- Очень.
- Ты сала, говорю, попробуй. Вон какой шматок - обоим хватит.
Ужинали плотно, обстоятельно. Сало было маслянистым, с чесночком и лавровым листом, ржаной хлеб - мягкий, с домашним подовым духом. Лоб у Тараса Константиновича после литровой, не меньше, баклаги вспотел.
- Спасибо, Иван Маркелыч. Во как славно!
- На воздухе.
Прибравшись, Китанин сел, свернул цигарку, - поплыл сладковатый махорочный дымок, который казался здесь приятней и уместней, чем папиросный. На секунду самому захотелось поддеть из кисета крупки, бережно высыпать ее в надломленную козью ножку.
- Я опять о давешнем, Константиныч, - заговорил Китанин. - Больно уж много у нас друзей завелось. Показывают по телевизору: то институт одним построили, то другим - госпиталь, то еще там чего-то. А ведь среди этих друзей и такие есть, что, случись чего, - в шапку наложут. Будто нам самим девать некуда.
- Интернациональный долг, Иван Маркелыч. Помогать надо.