— Твой отец слишком уж себя ублажает, — говаривала ее мать.
Алиса не понимала, что в этом плохого, пока не узнала об отцовском романе.
В понедельник утром Алиса сидела в приемной кабинета доктора Боба. Она заставила Райли пойти к врачу, убедившись в том, что сестра заболела по-настоящему и пропускает дежурство во второй раз. Однако Алиса так и не смогла заставить себя войти в кабинет, поскольку Райли гнала ее прочь.
— Острый фарингит, — объявила Райли, выходя из кабинета врача и помахивая рецептом.
— У тебя ведь было это и раньше, да?
— У всех это было раньше.
— Тебе придется принимать лекарство.
— Да, так сказал доктор Боб.
— Ты попросила у него рецепт на жевательные таблетки?
— Вот смехота, — откликнулась Райли.
У Алисы не было запала для препирательств, и она сказала только:
— Куплю их для тебя на пароме. Иди ложись.
— Ты что — мамочка?
Алису это обидело, и не потому, что прозвучало оскорбительно, а вполне правдоподобно. Она хотела быть как Райли, но боялась брать на себя роль матери.
— Извини. Ты не мамочка.
Райли плохо переносила, когда с ней нянчилась одна мать, а тем более — две. Алиса старалась не злиться на сестру. Ведь Райли никогда не злилась. Ее гнев на мгновение вспыхивал, а потом пропадал, и она начисто о нем забывала.
— Здорово будет, если купишь, — вежливо сказала Райли.
— Хорошо. В десять пятьдесят?
Алиса терпеливо дожидалась парома, прибывающего в десять пятьдесят, но отчего-то была в расстроенных чувствах. Позапрошлым вечером Пол приподнял завесу между двумя мирами, и теперь она ощущала дуновение неведомого ветра, проносящего взад-вперед неожиданные вещи. Ей казалось, что потом они дали завесе снова опуститься, но теперь она стала сомневаться. Ветер продолжал дуть, и она поймала себя на том, что разные вещи стали у нее мешаться друг с другом. Пол мешался с Нью-Йорком. Нью-Йорк мешался с их деревней. Прошлое у нее мешалось с будущим.
Алиса попыталась стряхнуть с себя это состояние, делая знакомые вещи, не имеющие отношения к Полу. Накануне вечером она пошла с компанией друзей в ресторанчик «Аут» в Кизмете и старалась вовсю флиртовать с Майклом Хантом, однако на самом деле находилась она совсем в другом месте.
Вопреки ее усилиям, это ощущение росло. Ей казалось, что в действительности на паромном причале ее нет и что она лишь наполовину видна людям, ожидающим рядом с ней. Она испытывала странное чувство вины из-за того, что пришла сюда не за тем, чтобы купить для Райли лекарство, хотя она его все-таки купила.
На следующий вечер Пол появился в яхт-клубе. Странно было видеть его взрослое лицо в этом помещении со стенами, обшитыми сучковатой сосной цвета жженого сахара, и атрибутами фальшивого яхт-клуба. Он не сел за стол, а устроился за барной стойкой, с тем чтобы она, каждый раз проходя мимо него на кухню, безропотно позволяла подшучивать над ее матросской шапочкой.
Он был слишком хорошо ей знаком, чтобы заставить ее нервничать, но его присутствие здесь провоцировало некую нервозность. Может, потому, что он пил красное вино. Может, потому, что Райли по-прежнему лежала больная в постели. А может быть, дело было в том, что он пил красное вино бокал за бокалом, закусывая только крекерами и попкорном из чашек, стоящих на барной стойке по обе стороны от него.
По мере того как ее смена приближалась к концу, а он все сидел там же, она начала опасаться того, что может принести с собой ночь. Она верила, что, будь Райли здесь, они остались бы на острове, но Райли не было, и Алиса боялась, что они могут куда-то пойти.
Это напомнило ей один случай, происшедший много лет назад, когда он выпил едва ли не целую бутылку красного вина. Ей было пятнадцать, и она пошла за ним на пляж, потому что беспокоилась о нем. Его мать в это время была в доме со своим приятелем, и Пол казался безрассудным и сердитым. Больше, чем обычно. Поначалу он избегал Алису, а потом велел ей уходить.
— Я никому не мешаю, — сказала тогда Алиса, усевшись у кромки прибоя. — Как бы то ни было, берег не твой.
В конце концов он подсел к ней. Ей казалось, он плачет. Они долго сидели так в молчании и темноте. Луны не было. Казалось, прошли часы. Устав, она легла навзничь на песок, а он положил голову ей на живот. Ее это поразило, но она не оттолкнула его.