Выбрать главу

Райли стояла с курильщиками на террасе, снаружи помещения, где проходило торжество. Через окна и стеклянные двери были видны размытые очертания фигур людей. Словно заключенная в рамку картина за стеклом приобретала для нее больший смысл. Цветовые пятна и формы лучше воспринимались ее глазами. Лица большинства людей были неразличимы, а голоса и жесты сливались в общий разговор.

Из общей массы выделялся в основном Пол. Ей казалось, она поступила правильно, не сказав ему о своей болезни, пока не увидит. А потом вдруг она засомневалась. Она не представляла, что увидит его здесь, и была застигнута врасплох. А теперь расстроилась. Почему она не сказала ему раньше?

Что, если ему сказал кто-нибудь другой? Эта мысль выводила ее из себя. Это заставило бы ее считать себя жертвой, что вызвало бы у нее презрение. Семья Кули знала, как и многие другие. Родители посчитали бы, что знает и Пол. Она не привыкла к обману. Вслед за первой ложью идет другая. Не так ли она сюда попала?

С Полом Райли проявляла лучшую часть своего «я». С ним она провела самые счастливые часы. Если в сознании Пола она сможет остаться такой, как прежде, тогда сохранится ее истинное лицо, существующее, но крайней мере, в одном месте. Когда она бывала с ним, даже и теперь, то словно ощущала себя прежней.

И потом, была еще Алиса. Вначале Райли не собиралась связывать Алису и Пола какой-то тайной, но получилось у нее именно это. Может, все-таки собиралась. Может, на это она и надеялась. А иначе почему не устроила все, как надо?

Теперь они с Алисой вместе, снова живут одной семьей. Казалось, время движется вспять, и о будущем по большей части позабыли. Этого ли она хотела?

Она вспомнила то, как Пол смотрел на Алису в церкви. Она никогда ни на кого так не смотрела. И на нее, пожалуй, так не смотрели. За ней, конечно, бегали, но ее немногочисленные романтические приключения были краткими и несерьезными. Пускалась она в них в основном из любопытства или желания поскорей покончить с этим неприятным делом. Она никогда никого не любила так, как Пол любил ее сестру. Ревновала ли она? Ревновала Пола? Ревновала сестру? Она и впрямь не могла так думать о Поле.

— Это эффект кибуцу, — объяснила ей однажды Кэти Минц, подруга из NOLS, когда Райли рассказала о дружбе с Полом.

— Что это значит?

— Дети, растущие вместе в кибуцу, ведут себя, как братья и сестры. Они почти никогда не влюбляются друг в друга.

Райли понимала, что это не единственная причина, но, может, это помогало объяснить, почему Пол всегда держал Алису на расстоянии, резко ее порицал, игнорировал ее, когда ей особенно нужно было его внимание. Потому что знал, что однажды захочет ее любить.

Райли нестерпимо было думать, что Алиса с Полом ей сочувствуют. Повсюду вокруг и даже во сне ей мерещилась опасность быть замурованной в прошлом. Она боялась, что они окажутся на переломе жизни, где ей не найдется места, и будут сознательно держать ее в неведении. Именно с них начались всякие тайны.

Она увидела через граненое стекло голубовато-зеленый галстук Пола, и через минуту Пол уже стоял рядом с ней.

— Ты начала курить? — спросил он.

— Мне не нравится быть в помещении, где много народа. А теперь и здесь стало противно. Хорошо бы эти курильщики убрались отсюда.

— Я ни разу не видел тебя в платье.

— А я ни разу не видела тебя с девушкой.

— Да уж.

— Да уж.

Райли опустила глаза. Она должна ему сказать. Ей надо подумать о том, как правильно это сделать.

— Послушай, завтра по прогнозу снегопад весь день. Если так и будет, не хочешь ли днем взять напрокат беговые лыжи? Помнишь, как мы катались по Пятой авеню?

Она рассмеялась. Это была последняя зима в средней школе. Пол приехал домой из пансиона на рождественские каникулы. Она тогда пыталась съехать на лыжах с задней части автобуса, и ее чуть не расплющило.

— Что скажешь?

Лицо его было таким знакомым, таким дорогим.

Родители умрут. Ее сердце взорвется. Алиса ее убьет, если к тому времени она не умрет сама. Она не может ему сказать.

— Поедем, — сказала она.

Вся сжавшись, Алиса сидела за столом над своим овощным салатом. Слева от нее какой-то торговец осушал третью рюмку водки с тоником, иногда случайно лягая ее под столом. Даже болтовня с отцом, сидящим напротив, требовала от нее усилий. Она была настолько смущена и подавлена, что не могла встать и поговорить со знакомыми.