— Увидимся, — сказала она.
Она желала удостовериться в его слабости почти так же сильно, как он — в ее.
— Когда это случилось? — спросил он.
Голос у него прерывался, и ему было стыдно себя самого. Потом он на минуту задумался.
— Что?
— Неважно, — бросил он вслед ее удаляющейся спине.
Он догадался, что и так знает.
Позже, в тот же вечер, Пол позвонил в их квартиру. Когда ему ответил Итан, он почувствовал облегчение.
— Это Пол, — сказал он.
Он сидел за письменным столом, выковыривая кусочек красного воска, который давным-давно к нему прилип. Сколько он ни пытался, воск никак не отставал.
— Привет, Пол, — сказал Итан бодрым тоном, стараясь скрыть крайнюю усталость в голосе. — С кем ты хочешь говорить?
— С вами.
Итан несколько мгновений молчал.
— Хорошо.
— Я хотел сказать, что мне очень жаль.
Итан помолчал еще немного. С обеих сторон было много такого, о чем можно было бы пожалеть.
— Когда пару недель назад вы пришли меня повидать, я не стал вас слушать.
— Ты спешил. Ничего страшного, — сказал Итан. — Как ты говорил, надо было мне позвонить.
— Нет. Я должен был дать вам возможность высказаться.
Итан вздохнул.
— Что ж. Считай, что я тебя простил.
Итан всегда был с ним слишком уступчивым. Он полагал, что, если будет дружелюбным, если будет прощать Полу его промахи, то Пол, чувствуя свою вину, не станет его ненавидеть. Он думал, что, бесконечно прощая, он заставит Пола простить самого себя.
— Я этого не заслуживаю, — сказал Пол. — Понимаете, когда я вас увидел, то подумал, вы пришли мне что-то предложить. Игру Mets, билет на концерт или что-то типа того, что вы обычно предлагали. Теперь я понимаю, вы могли прийти, чтобы меня о чем-то попросить. Хотел бы я дать вам то, что вам необходимо.
Казалось, Итан на секунду положил трубку. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал несколько приглушенно.
— Спасибо, Пол. Очень признателен.
Глава девятнадцатая
ПЕЧЬ И ОГОНЬ
Когда к первому мая наконец-то потеплело, Пол вернулся в дом на Файер-Айленд. За четыре дня он прослушал более сотни альбомов. Он крутился во вращающемся кресле. Сидел на ковре. Много размышлял о Райли.
Он аккуратно запаковал для себя в коробку сорок два альбома — в основном те, что пробуждали воспоминания, вроде Джонни Митчелл[12], «Йана и Сильвии»[13], «Godspell»[14]. Он увидел обложку альбома Джонни Митчелл, на которой она изображена голой со спины. Он вспомнил, как пялился на нее в детстве. Он разыскал альбом песен дельфинов и китов и отложил его для Райли. Остальные он разложил по коробкам. Может быть, продаст их через Интернет на сайте «eBay» или кому-нибудь отдаст. Ему не хотелось больше возиться с вещами из музея Робби.
Пол выбросил семь мешков всякого хлама. Это принесло ему большое удовлетворение. Чем больше времени он проводил с вещами отца, тем менее далекими и менее ценными они становились. Он наловчился их выбрасывать. Все это напоминало ту фазу в отношениях людей, когда в присутствии другого человека вам становится настолько комфортно, что вы вполне можете вместе бездельничать. Было немного совестно прийти к такой ситуации с вещами отца, а не с самим отцом, но так получилось. Отца он потерял уже давно, вкусив от этого всю возможную горечь.
Эта вещь не переставала его удивлять. Он представлял себе, что большое горе питается каждым лучом света или порцией воздуха. На самом деле его горечь была сродни ботулизму. Для разрастания ей требовалась темная анаэробная среда.
Он поставил на проигрыватель саундтрек из фильма «Волосы». И вспомнил, как мама танцевала под мелодию «Впусти солнечный свет». Так это было одновременно радостно и грустно, что он сел и рассмеялся. Впусти солнечный све-е-т.
Как может человек так сильно измениться? Этот дом был некогда неприбранным и грязным. Гремела музыка, приходили и уходили друзья. Без сомнения, употреблялись наркотики. Вместо обеденного стола был стол для пинг-понга. Иногда они обедали за этим столом. Теперь здесь покрытое лаком красное дерево, три полки с фарфором, встроенные шкафы, заполненные бельем и настоящим серебром. Когда он вспоминал прежние волосы матери, то никак не мог их представить на ее теперешней голове. Они словно стали бесплотными. Они принадлежали прошлому.
Отец принадлежал тому времени и исчез вместе с ним. Некоторые люди вроде Лии легко меняются. Другие, как его отец, нет.