Мне объяснили, что Том способен на полноценное общение, если сам того желает, просто случается такое крайне редко. За полгода до того разговора с классной руководительницей я обратилась к специалисту, которого порекомендовал мне коллега Джерри. Вердикт врача был однозначным:
— Ваш сын сильно опережает в развитии своих сверстников. Да что там говорить, он заранее знал, о чем я поведу речь, и постоянно был на шаг впереди!
— Тогда почему Том такой странный? — Я еще тогда нервно обернулась на машину, в которой меня ждал сын. Он не проявлял к нашему с врачом разговору у дверей клиники ни малейшего интереса, увлеченный гейм-боем.
— Мы все по-своему странные. Просто Том — один из тех смельчаков, кто не боится бросить свою необычность миру в лицо. Ему безразлично чужое мнение, а это не характерно для столь юного возраста. Конечно, это лишь мое мнение, миссис Бреннан, и вы вправе обратиться к другим специалистам. И все же я думаю — нет, я надеюсь, — что ваш сын перерастет свою чрезмерную замкнутость и сумеет вписаться в окружающий мир. В противном случае на жизненном пути его ждут трудности. Попробуйте найти ему какое-нибудь стимулирующее занятие. Музыка, искусство, театр. Самое главное в том, что ваш сын вполне счастлив и не страдает от своей непохожести на других детей. Я дам вам телефон отличного психолога, результаты его работы с подростками просто удивительны. Быть может, вы пожелаете услышать его мнение. — Врач черкнул номер на бумажном квадратике.
Я так и не воспользовалась этим номером.
И даже в этом мае, растерянно глядя на сына, вернувшегося к построению песочного замка, я решила, что была права. Зачем продолжать копаться у Тома в голове? Есть ли у меня на это право? Пусть мальчик живет своей, для нас загадочной, жизнью. Мне же вместо бесконечных походов по клиникам следует просто быть ему поддержкой, любящей матерью. Зачем я разложила собственного сына на операционном столе и пытаюсь препарировать его мозги? Возможно, терпение и любовь совершат то чудо, которого не удалось добиться заботами о его психике.
Я принялась озираться в поисках мужа. Джерри вытянулся прямо на песке, недалеко от наших зонтиков, глаза закрыты, белый живот подставлен горячим лучам. Муж выглядел обманчиво ранимым и уязвимым, хотя было бы ошибкой поверить этому впечатлению. И все же мое сердце затопила лавина любви, стоило мне взглянуть на Джерри. Я знала, что ближе к вечеру он устроит очередную разборку Тому, а мне придется брать удар на себя, однако это не мешало моему чувству.
Появился Фергус. Его лицо было малиновым, словно он только что вернулся из бани. Сначала я решила, что он обгорел, а затем сообразила, что он стал багровым от возмущения.
— Я должен немедленно возвращаться домой, — процедил он, обращаясь ко всей компании.
Агент Фергуса прислал сообщение — телесериал, в котором актер занят уже много лет, снимают с экрана.
Глава 10
Вся наша компания сидела в гостиной, обсуждая удручающую новость. Джерри, наш безусловный лидер, начал так:
— Не может быть, чтобы ты ничего не подозревал раньше! Наверняка что-то указывало на подобный ход событий — какие-то оговорки, намеки.
Дети смотрели спутниковое ТВ на втором этаже, эпизод с Томом был давно позабыт.
Получалось, что последнюю неделю отпуска мы должны провести вообще без мужчин.
— Да ничего не указывало, черт их подери! Ни один член съемочной бригады не ожидал такой развязки! Козлы, негодяи проклятые! — Фергус, уже заказавший авиабилет на следующий день, стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — Как это похоже на них! Актеры всегда узнают новости последними!
Вечерело, солнце проникало сквозь жалюзи и играло на дощечках паркета. Атмосфера в гостиной была натянутой. Глаза Мэд казались очень темными и тревожными на бледном лице; она вела мысленный спор сама с собой, подбирая аргументы в пользу отъезда вместе с мужем. И этот спор становился, похоже, все ожесточеннее, по мере того как раз за разом наполнялся джином с тоником ее стакан.
— Даже не знаю… — пробормотала она, делая щедрый глоток. — Я должна поехать с мужем. Надо только спросить Кольма, захочет ли он остаться. Пусть сам решает.
— Чинуши, нахлебники, гады! — все больше распаляясь, восклицал ее муж. Он вскочил с места и начал метаться по комнате. Солнечные зайчики, порой падавшие ему на лицо, заставляли его раздраженно морщиться.
Хотя я и сочувствовала Фергусу, мне было трудно подавить мысль, что в его поведении есть нечто нарочитое. Вот бы удивились его поклонники, застав своего любимца с таким перекошенным от ярости лицом! В движениях Фергуса, в том, как он шагал и размахивал руками, все казалось театральным, словно и здесь, среди друзей, он играл роль. Впрочем, кто их разберет, этих актеров?