— Я хотела с тобой поговорить, а ты не слушал.
— Я слушал.
Я заметила, как на секунду сжались его кулаки, затем пальцы безвольно упали на клавиши. Чувствуя, что перегнула палку, я попыталась вернуться к беззаботному тону, который выбрала немного раньше:
— Так вот. Может, тебе пожить какое-то время у бабушки с дедушкой? Они будут тебе рады. А я тебя заберу, когда все устаканится. Мы…
Я не закончила, потому что Кольм внезапно вскочил и направился ко мне с пылающими глазами. Мне даже показалось, что он хочет меня ударить, но сын остановился рядом со мной, заглянул мне в глаза и вдруг начал стучать кулаками по столу, куда придется. Он ничего не говорил, просто лупил изо всех сил, и это было страшно.
Стол прыгал под ударами, крышка ноутбука захлопнулась.
— Твой лэптоп! — взвизгнула я. — Ты можешь его повредить!
— К черту лэптоп! — Лицо Кольма, повернутое ко мне, было перекошено, как страшная африканская маска, рот распахнут, ноздри раздуты. — К черту! К черту! К черту!
Он орал, а я смотрела на него в ужасе. Я не могла сдвинуться с места, словно мои ноги приросли к полу. По щекам сына побежали потоки слез, но по крайней мере он прекратил дубасить по столешнице.
— Если не хочешь, можешь не ехать, — пролепетала я. Голос дрожал, поэтому я заговорила быстрее: — Это было просто предложение, я не думала…
— Да ты хотя бы слышишь себя со стороны, мама?! Ты видишь себя? Когда ты в последний раз смотрела в зеркало? — Слезы продолжали литься, но страшная маска, подергавшись, исчезла. Кольм пытался взять себя в руки, хотя ему это не удавалось. — Неудивительно, что папа ушел! Я не виню его. И хотя он не предлагал этого, но я бы с радостью сбежал вместе с ним. Я бы уехал к нему сегодня же! Ты и от меня хочешь избавиться, да? Вот и хорошо! Я даже рад!
Он резко наклонился ко мне, и я подалась назад.
— Все не так, как ты говоришь…
— Нет? Не так? — Кольм наступал на меня. — Это ты вынудила его уйти. Теперь наступил мой черед, да? Вот и хорошо! Надеюсь, теперь ты счастлива.
Даже не знаю, как мне удалось сохранить хладнокровие и не разреветься.
— Спасибо за поддержку, Кольм. Ты не прав, я отнюдь не счастлива. Забудь о поездке, делай что хочешь. — Я шагнула в сторону. — Я поднимусь к себе и буду признательна, если в ближайшие несколько часов ты не будешь ко мне лезть.
Я доковыляла до лестницы, с трудом поднялась по ступеням и завалилась на постель. Я была так потрясена случившимся, что не могла даже плакать. Никогда не видела Кольма таким! Мне пришло в голову, что, может, он принимает наркотики?
Затем я услышала его шаги на лестнице. Он остановился у двери, тихо поскребся.
— Мам? — Голос был испуганным, почти детским.
Я не ответила, потому что не знала, как себя вести.
— Мама? — Голос стал настойчивее.
— Да?
Дверь чуть приоткрылась. Лицо Кольма было мокрым от слез, но дорожки постепенно просыхали. Я смотрела на сына. У него всегда были проблемы с кожей, да и стресс последних дней сделал свое дело. Воспаленные прыщики ярко выделялись на бледном, зареванном лице с красными веками.
— Прости, мам. Я знаю, что тебе сейчас нелегко. Мне нужно было сдержаться. Ты простишь меня? Я не хотел.
— Знаю, Кольм. — Откуда мне было это знать? Я видела какое-то новое выражение в его глазах, незнакомое, отчужденное. Может, это был страх. Да, точно, страх.
Мне стало его жаль. Бедный, всеми забытый мальчик, с прыщами, всклокоченными волосами, одинокий. Никакие компьютеры мира не спасут человека от одиночества.
— Сынок, мы все время от времени говорим ужасные слова. Считай, что я уже все забыла.
— Правда? — Я видела, как расслабилось его тело, упали напряженно поднятые плечи.
— Правда. Все нормально. Хочешь, поговорим? Мы ведь не обсуждали то, что творится в нашей семье.
— Нет! — Кольм подскочил от ужаса. В глазах снова мелькнул страх. — Нет, не стоит. Это ваши с папой дела, и я не стану лезть. Меня это не касается.
— Касается. Видишь, какой ты стал нервный. И причина твоего состояния…
— Нет! — буквально взвизгнул сын.
Все его злые слова, стук кулаком по столу, дикая африканская маска лица — все сразу испарилось из моей памяти, уступив место жалости. Мне захотелось обнять сына, поцеловать, успокоить. Но я не стала этого делать. Подобные проявления чувств в нашей семье никогда не приветствовались, и Кольм мог отшатнуться от меня.
— Как хочешь, — выдавила я.
— И я поеду в Корк, — торопливо пробормотал сын, явно не чая убраться подальше из моей комнаты. — Ты хорошо придумала.