Все опавшие листья напоминают странички календарика этой осени. Дни и числа, отрывающиеся и разлетающиеся, отсчитывающие время до конца.
Я знаю, что это конец: конец всего этого, и клоун из кабаре играет в последний раз "Последнее Либертанго Осени"... Вы ведь помните, что это такое?
Моя старая кровать. Она стоит в пустой комнате, бледной, как грим, как мертвенное мое лицо под гримом. Она стоит в бледной комнате, но окно открыто, и там осень. А мне вот уже мерещится, что кровать стоит под деревьями, и листья падают прямо на нее - прямо на меня. И нет сил их сдувать.
"Мой маленький клоун, - слышится голос Люси, моего нежного алого цветка.- Почему ты так безнадежно грустен?"
И что мне ей сказать на это? Почему я так грустен? Она серьезно? И я не могу ответить ей, что я так зол, понимаете, и грустно мне, потому что она мертва. Мертва, ну вы знаете, как мертвы холодные люди в земле. Как мертвы старики, забытые в своих заплесневелых квартирках, или как дети, которые были слишком слабы, чтобы жить. Она мертва - как мертвые... Нет у меня уже сил для метафор, вы простите...
Она убила себя несколько осеней назад... Просто взяла и убила. Нерешительно решилась. Вот бы было наоборот. Вот бы она решительно не решилась! Но нет... Люси зачем-то взяла большие портняжные ножницы и вырезалась из своей жизни, из моей жизни. И платье - не-алое, стало определенно алым. Цвет важен. Особенно в эти мгновения. Мелочи важны, когда умираешь, и никак не умрешь. Пытка - иметь возможность мыслить. Пытка - иметь возможность осознавать. Пытка - ждать. Особенно для нетерпеливых людей... Ну, когда уже? Когда? Я не могу больше ждать... «Почему я так грустен?»- спрашиваешь ты? Смешно, Люси, очень смешно... Это сарказм, Люси. Не смешно на самом деле. В груди болит...
И что же ты оставила после себя? Такую страшную боль и непреодолимое желание уйти также - вот что. Я так безнадежно грустен, потому что все время, что после тебя, я не могу найти себе места. Иду, и не могу прийти. Сажусь - и тут же встаю. Пытаюсь думать, но... Ищу что-то важное, без чего никак нельзя, и при этом я знаю, что это найти уже невозможно. Почему я так грустен?
И правда, ведь как можно грустить, стоя под этой ивой, обнимая тебя и держа зонтик над твоей головой. И чешется красный клоунский нос, а дождь стучит по моему котелку - несмотря на зонт. Черный фетр впитывает капли, как ковер впитывал слезы зрителей. Это в последний раз я тебя вижу. Последний повтор моего единственного сна. Я знаю, это последнее наше с тобой свидание. В последний раз я слышу от тебя эту прекрасную ложь: «Я не уйду никогда», и в последний раз я тебе верю.
Я держу зонтик над твоей головой и лежу на своей старой кровати, гляжу в бурый от пятен протечек потолок. Слишком много утекло, все протекло... Сознание раздваивается, как суть в двусмысленности. Прости меня, но прежде, чем я уйду прочь, мне нужно кое-что тебе сказать! Знаешь, я позволяю тебе украсть одну вещь - эта вещь дорога для меня! Зайдешь ко мне в гости. Откроешь дверь своим ключом. Потом иди на кухню. То, что нужно тебе, там, в старой банке из-под чая. С запиской и инструкциями. Я ухожу с мучительной болью в сердце, потому что я вынул его и положил в банку из-под чая... А засохшие чаинки царапают его. Царапают-царапают-царапают... и немного покалывают. А ты что думала, Люси? Что это из-за тебя сердце болит? Как же! Размечталась! Вот дура! Ты вообще не при чем. И мне все равно. Ты меня больше не волнуешь. Именно поэтому я попросил того, кто найдет сердце в банке, закопать его в твоей могиле. Я знаю тебя: сейчас ты должна начать спорить, упираться, стоять на своем. Ты всегда такой была, ничего мы не могли решить просто так, в этой непримиримости ты и была вся. Послушай, Люси... Да помолчи ты хоть минуту! Люси, не бойся! Ты должна принять его! Слышишь? Я не могу забрать его обратно - видишь, у меня руки заняты? Как чем? Зонтиком! Сжимаю его, прижимаю к груди, гляжу в потолок. Хватит спорить, Люси! Ты снова меня довела, видишь? Довольна?
Я делаю глубокий вдох! Мой почти-почти последний вздох!
И он приходит! Мой Джаз-смерть, моя смерть!
Для меня все вот-вот изменится! Все изме...
Я будто снова у той проклятой ивы. Я оглядываюсь и вижу жнеца, стоящего за моей спиной! Странно. Я почему-то думал, что он будет в полосатых штанах, с белыми перчатками на руках! Прислонится к фонарному столбу и сыграет на трубе что-то грустное, но не очень - не хочу слез. Но и слишком веселого не нужно - это смерть, как-никак, - пусть даже смерть клоуна. Кстати, именно смерть клоуна, а вовсе не клоунская смерть - что было бы даже трагикомично: так прикидываться, можно и до инфаркта себя довести...