Мы привыкли носить клетчатые рубашки на пуговицах и кожаные ботинки. Нам это казалось забавным, и мы не переставали над этим смеяться.
Мы проезжали через лес, избегая веток и объезжая кучи пожелтевших листьев, нажимая на педали изо всех сил, чтобы не застрять в грязи. И я улыбалась. Это было мое любимое место.
— Бутылка натирает мне пузо, Уиллоу, — пропыхтел Кеннеди. — У меня появится сыпь, как у малыша.
Я усмехнулась. Кеннеди совсем не был толстым.
— Думаю, ты заблуждаешься. Нет у тебя пуза. Может, дряблая кожа, но уж точно не пузо, — ответила я ему, также задыхаясь на ходу. — И ты не ребенок.
— Ну, как бы там ни было, думаю, у меня сыпь, — он вздохнул с облегчением и резко притормозил. Наконец добрались.
Мы синхронно бросили велосипеды на землю и улыбнулись друг другу.
— Позволь, я позабочусь о тебе, дорогой, — поддразнила я, приближаясь к нему. Он привлек меня к себе и крепко обнял.
Мы направились в сторону дома. Он наклонился, прядка его темных волос пощекотала мне шею, и прошептал:
— Ты всегда заботишься обо мне, и я благодарен тебе, Уиллоу Рене Монро, очень благодарен. Я не заслуживаю тебя.
Своими словами Кеннеди вогнал меня в краску. Мы остановились, и, встав на носочки, я поцеловала его в щеку.
— Как бы то ни было, Кеннеди Аарон Дейнс, — прошептала я ехидно, — отдай мне бутылку. — Я указала на оттопыренный карман куртки, и он расстегнул ее одним движением.
— Забирай, — сказал он, бросая мне бутылку. Я поймала ее и ухмыльнулась.
— Я выбрал бутылку с откручивающейся крышкой, у нас же нет штопора, и ты бы расстроилась, — сказал он, услышав мой вздох облегчения.
— Ты меня знаешь, — сказала я, откручивая крышку и отбрасывая ее в сторону. Кеннеди нашел фонарь и посветил мне.
Одним быстрым движением я приложила бутылку к губам и замерла в ожидании, пока Кеннеди не кивнул:
— Можешь выпить все до капли.
Вино пахло медицинским спиртом, а на вкус было просто тошнотворным. Меня удивило, как люди могут любить такую гадость.
Я подавилась, пролив немного вина на подбородок и шею, сунула бутылку Кеннеди в протянутую руку, и вытерла стекавшую по коже каплю. Он охотно взял вино и выпил намного больше, чем смогла я.
Он прервался, чтобы перевести дух, и бутылка оказалась почти наполовину пустой.
— М-да, не очень-то вкусно, — согласился он.
— Дешевое вино, — ответила я равнодушно, слегка улыбаясь.
— Это верно, — хихикнул он. — Хочешь еще?
Я сморщила нос и подняла палец вверх:
— Э-э, дай мне минутку, нужно присесть, — я огляделась в поисках моего пуфа. Заметив его в самом углу, я подошла и плюхнулась вниз. Когда Кеннеди опустился на свой пуф рядом со мной, я глубоко вдохнула.
— Ты кружишься, — сказал он, наклонив голову в мою сторону, глаза его блестели.
— Ты тоже, — кивнула я, наклонив голову набок.
Он сделал еще глоток и нахмурился:
— Это действительно дешевое вино.
Я засмеялась и протянула руку:
— А я выпью.
Он передал мне бутылку, и я выпила. Немного встряхнувшись, я сделала еще один глоток, но омерзительный привкус не исчезал, поэтому я раздраженно вздохнула:
— Не думаю, что смогу когда-нибудь это полюбить, — и вернула бутылку Кеннеди.
Он не стал пить. Повертел бутылку в руках, на дне оставалось еще немного вина. Он посмотрел на меня и улыбнулся – но это была другая улыбка, которой я раньше никогда не видела. Я внимательно наблюдала за ним, ожидая, что он что-то скажет.
— Ты когда-нибудь задумывалась о вечности, Уиллоу? — наконец произнес он.
Я пожала плечами.
— Как-то сложно думать о вечности, - ответила я. – Особенно когда тебе восемнадцать, и ты ни в чем не уверен.
Я понимала, что не такой ответ он хотел услышать. Как бы я ни притворялась, с ним я всегда была искренна, и Кеннеди это знал.
Он кивнул и нахмурился.
— Последнее время я часто думаю о вечности, — он не смотрел в мою сторону, и я опустила глаза.
— Какого черта, Кеннеди… — прошептала я хмуро. — Почему?
Он слегка тряхнул головой, едва улыбнувшись.
— Потому что лучше думать об этом, чем не задумываться вообще, — пожал он плечами.
— Не знаю, — Я не была уверена, прав ли он на этот счет.
Затем он взглянул на меня. Мы смотрели друг на друга какое-то время. Я не хотела его отпускать. Я не хотела прожить и дня без него. Я не могла думать о вечности. Потому что мне хотелось, чтобы он был частью моей вечности – ведь Кеннеди был моим лучшим другом.