Я так никогда до конца и не поняла, обладает ли Вселенная замедленной реакцией или она просто подслушивает сказанное. Прежде чем я успела обрушить на Бэррета окончательные, полные сарказма, уничтожающие аргументы, раздался новый хлопок — и исчез… сам Бэррет.
Вселенная не терпит парадоксов.
В старом институте — в другое время, на другом континенте — были построены одновременно два передатчика материи. Эксперимент велся под контролем.
Один аппарат был сконструирован в строгом соответствии с законами физики. Разумеется, он не работал. Контрольная модель была создана на основе иррациональных идей. В пространстве образовалось отверстие диаметром 1,9 сантиметра. Эта модель телепортировала различные предметы — теоретически — мгновенно из одной точки в другую в отличие от более привычных устройств, которые были способны лишь перемещать предметы со скоростью света, обозначаемой символом “С”.
Если отказаться от “С” — абсолютного предела скорости, то понятие относительности рассеется как дым.
Рухнет здание квантовой механики.
Вдаваться в ее детали нет необходимости: достаточно сказать, что эта теория наряду с прочими удовлетворительно объясняет тот факт, почему электроны в атоме не падают на ядро. Если бы электроны сошли со своих орбит, то столкновение отрицательных и положительных зарядов привело бы к катастрофическому их взаимоуничтожению. И тогда — прощай, атом.
В старом институте включили передатчик материи. Прощай, квантовая механика!
Поскольку Северная Америка была теперь ни к черту не годна, то новый институт построили где-то на другом континенте. Там-то и был открыт эффект нуль-бомбы, который в документах, начиная с девятой степени секретности, определяется как следствие достаточно обоснованной теории ядра… После этого была введена и стала обязательной десятая степень секретности.
И вот теперь здесь я нахожусь и обитаю, Верховный Физик, верный защитник зыбкого здания науки, охраняя его от посягательств этих распроклятых, безумных фанатиков. Словно Прометей, я прикована к креслу системами жизнеобеспечения, которые терзают мою печень. А по сути дела, я старая развалина со зловонным нутром. Можете не сомневаться: в свое время я тоже изобрела ТМ-передатчик. Но это еще одна история.
Борьба между тем продолжается… Мы уничтожаем результаты исследований, препятствуем самим разработкам, если изобретатели заходят слишком далеко, приближаясь к опасной черте и к идее создания нуль-бомбы. К сожалению, мы не можем запретить людям думать о постройке аппаратуры для телепортации материи. Приверженцы соблюдения обрядов, которыми кишмя кишит физическая наука, заявляют, что подобное замалчивание результатов исследований ненормально с точки зрения веры и что я должна официально поклоняться этому догмату. Будь оно все проклято!
Где-то кроются жизненно важные тайны, иными словами, ключ к пониманию того, отчего физические законы то непредсказуемо действуют, то перестают действовать, когда дело касается пространства. В них заключены колоссальные энергии и возможности. А с другой стороны: живая легенда — то бишь я — старая рухлядь, которая стоит на своем силой неукротимой воли. Только такая слава мне и осталась. Но кое-кто покушается даже на мое нынешнее прибежище, кому-то хочется вытащить меня из инвалидного кресла и отправить бродить по улицам города, а между тем кровь в моем теле смешивается с другими жизненными соками для диализа лишь благодаря крошечному отверстию — диаметром 1,9 сантиметра в пространстве… Для ТМ-установки это слишком скромное применение, незаметное и незначительное, а потому МЫСЛИТЕ МАСШТАБНО! Если бы Прометей позволил себя расковать, кто бы сейчас вспомнил о нем?
Да черт с ними.
Мне здесь и так хорошо.
Реджиналд Бретнор
Корень зла
Художник Амброзий Гошок постоянно голодал. Однако он не мог позволить себе голодать красиво — в мансарде на Монмартре или в Гринич-Виллидж. Обитал он в бедной части американского города Питтсбурга, в холодной, прокопченной квартирке, заставленной множеством нераспроданных картин и мягкой ворсистой мебелью, всегда казавшейся влажной на ощупь, из прорех ее кое-где торчала набивка. Стиль Амброзия поразительно напоминал манеру письма Рембрандта, хотя в технике молодой художник даже превзошел великого мастера. Все картины Амброзия были до смешного старомодными.