Четыре женщины рассеялись веером. Какая из них опередила прочих? Дверь тамбура крутилась слишком уж быстро, выбросив оттуда пожилую даму. Беглянка покинула здание. Натан отстранил продавца пирожков, требовавшего заплатить за разгром, и позаимствовал пистолет у очередного охранника, закачавшегося от сабельного удара ребром ладони.
Оказавшись снаружи, он обострил свои чувства до предела. Приметил стайку школьниц, разлетевшихся в стороны, как кегли после удара, пешехода, отброшенного к стене, разъяренного автомобилиста. Он словно шел по белым камешкам, которые беглянка оставляла за собой. «Женщина в черных шортах, вернитесь, пожалуйста, на тротуар!» – прокричал полицейских в мегафон. Натан увидел ее между двумя цепочками машин, вне переполненных тротуаров. Еще в шоке от выстрелов, она отдала предпочтение быстроте перед камуфляжем и думала теперь больше о том, чтобы сбежать, нежели раствориться в толпе. Он наддал ходу, чтобы не потерять ее из виду. Черные шорты на длинных ногах, черные кеды, белая майка, коротко остриженные черные волосы. Она бежала быстро, так что вряд ли могла долго выдержать такой темп. На это он и рассчитывал, чтобы догнать ее. Она подрезала путь автобусу, нырнула под землю. Метро. Беглянка перемахнула через барьер и ворвалась в последний вагон. Натан едва успел проскочить меж двух закрывавшихся дверей. Их разделял десяток перегородок. Бегунья воспользовалась передышкой, чтобы набраться сил. Пока по крайней мере расстояние между ними не увеличивалось. Он приготовился соскочить на следующей остановке.
«Нихонбаси десу», – объявили по громкоговорителю. Едва только двери открылись, из плотной человеческой массы вырвалась стрела и упорхнула по лестнице к выходу. Вынырнув следом на поверхность, Натан увидел, как она улепетывает вдоль реки и снова исчезает под землей. Новая станция, новая линия. «Тоеи Асакуса-лайн». Какое направление она выбрала? Северное или южное? Северное, по словам контролера, который не успел преградить ей путь. Натан втиснулся в переполненный поезд. В такой густой толпе ее отыскать невозможно. Срочно требовалось все остановить, иначе он ее потеряет.
Пистолет, которым он воспользовался в торговом центре, был у него за спиной. Он незаметно передвинул его вперед, поближе к тому, который отнял у второго охранника, и взялся за рукоятки.
«Нингиоко десу». Двери открылись. Он попятился к выходу, раскинул руки в стороны и открыл огонь над головами пассажиров, готовых выплеснуться на перрон. Потом крикнул:
– Дерните стоп-кран!
Он остановил мгновение. Крики и плач выдавали крайнюю напряженность ситуации, которую он создал. И среди этой неподвижности затаилась беглянка. По коридорам раскатился эхом топот сапог – к месту происшествия уже спешила в немалом количестве служба безопасности. Он уловил движение слева. Вопли. Толкотня. Кто-то метнулся к выходу. Натан вновь приклеился к своей цели. Вынырнув на дневной свет, он увидел, как она вскочила на капот такси, перепрыгнула через мопед и приземлилась на проезжей части, лицом к машинам, которые огибали ее, захлебываясь гудками.
На подступах к Канда-стэйшн она слилась с толпой. Смешалась с пешеходами, словно осенний лист, кружащийся среди десятков других. Черные волосы в туче черных волос. Людская река катилась волнообразно, ритмично, временами пропуская через себя другую – механическую стремнину машин. Более высокий, чем остальные токийцы, Натан возвышался над движущейся волосяной массой. На некоторых лицах были матерчатые маски, фильтрующие насыщенный двуокисью углерода воздух. Есть ли и у нее такая же? Он позволил людскому приливу нести себя вперед, как, вероятно, сделала и беглянка, – слившись с течением и не поднимая волну. И она наверняка не собиралась оборачиваться, чтобы не встретиться с ним лицом к лицу. Настроившись на ее сознание, Натан двигался вперед в состоянии мушин, отрешенный от собственного «я», от собственного сознания, от дуалистического мышления, от желания победить. Он больше не смотрел на свою цель, он ее видел. Вокруг них мигали сигнальные огни, над головой урчала автотрасса, под ногами гудело метро. Некоторые частицы отрывались от гигантского молекулярного скопления, притянутые магазинами и ресторанами. Поток стал делиться на рукава. Один влек его к автобусу. Другой затягивал на мостовую. Разные потоки переплетались между собой, создавая завихрения на проезжей части, с которыми едва справлялся светящийся полицейский. Натан был прижат к людской стене, мешавшей дверям автобуса закрыться. Беглянка успела сесть в него, прикрытая щитом домохозяек, пенсионеров, студентов. Он вырвал зонтик у какой-то женщины, сумку у подростка, бросил на тротуар и занял их место. Автобус тронулся. Расстояние между ними сжалось. Она была тут, возможно, в самой глубине, как пузырек в бутылке газировки. Оставалось только потрясти бутылку, чтобы он всплыл на поверхность. Как? Закричав. Крик – сила. Натан вынужден был прибегнуть к киаи, тому, что испускают в начале боя, самому мощному, цель которого – поколебать противника, прежде чем нанести ему удар. На следующей остановке его киаи распугал весь автобус. Из дверей хлынула людская пена. Красотка выскользнула проворнее остальных и снова смешалась с толпой. Вскочила на чей-то мотороллер, стоявший перед ремонтной мастерской, и влилась в шумный поток автомобильного движения. Натан сделал то же самое, пока механик гнался за воровкой. Вскочил на машину, урчавшую на подпорке, и сорвался с места, оставив за собой лужицу масла. Девица поехала против движения, попала в пешеходную улицу, потом в другую, идущую в обратном направлении. И понеслась очертя голову в сторону квартала Асакуса, в нижний город. Натан проскочил на красный свет, сзади его стукнуло такси. Мотороллер сделал полный круг посреди перекрестка и продолжил траекторию, отчаянно дымя.