— Ты нервничаешь.
— Я в порядке.
Мы с Бекеттом обменялись косыми взглядами, и оба оставили это без внимания. Месяц назад она прошла через тридцать три дня ада. Мега-химиотерапия была самой жестокой частью ее лечения. Ее тошнило. Ее кожа шелушилась. У нее появились язвы в желудочно-кишечном тракте, и ей поставили трубку для кормления, потому что она не могла ничего есть. Но как только она закончила курс лечения и ей пересадили стволовые клетки, она сразу же восстановилась. Она была удивительна во всех отношениях, на которые только способна маленькая девочка. Я не могу сказать, что была счастлива, ведь Мэйзи все еще боролась за свою жизнь, но в ноябре мы перешагнули годовой рубеж, а она все еще была здесь. У нее был еще один день рождения, еще одно Рождество. Кольт брал уроки сноуборда. В «Солитьюд» все места были заняты на весь горнолыжный сезон и лето, а Хэйли переехала несколько месяцев назад, зная, что я могу положиться на Бекетта, который дежурил между Теллуридом и Денвером, чтобы быть там, где он больше всего нужен.
Все сводилось к Бекетту. Он брал самые плохие дни и делал их терпимыми. Он брал хорошие дни и делал их великолепными. Он забирал детей, отвозил Кольта в школу, возил Мэйзи на местные встречи, готовил ужин в те вечера, когда я не могла выбраться из главного дома, не было ничего, чего бы он не сделал. Может, я и не могу сказать, что была счастлива, но я была довольна, и этого было более чем достаточно.
Хаос гордился бы мной.
Прошло почти четырнадцать месяцев с тех пор, как я потеряла его и Райана, и я до сих пор не знала, почему. Это была часть прошлого Бекетта, с которой мне было почти невозможно смириться. Почти, потому что несколько месяцев назад я услышала, как он выкрикнул имя Райана посреди ночного кошмара. Этот крик подсказал мне, что он и близко не готов к разговору. Райана и Хаоса больше не было. Бекетт был жив и находился в моих объятиях, а это означало, что у меня есть все время в мире, чтобы подождать, пока он будет готов.
Мы заехали на больничную парковку, и Бекетт понес Мэйзи по слякоти, а я пошла по его следам, радуясь, что надела ботинки. Мэйзи молчала во время осмотра и сдачи анализов, и так же молчала, когда у нее брали кровь и делали компьютерную томографию. К тому времени, когда нас отправили в смотровую комнату ждать доктора Хьюз, она была почти статуей.
— О чем ты думаешь? — спросил Бекетт, усаживаясь на стол для осмотра.
Она пожала плечами, поджав ноги под стул. После второй процедуры с применением препарата они договорились, что она не будет сидеть на смотровых столах больше, чем это необходимо. Она сказала, что они заставляют ее чувствовать себя больным ребенком, а она хотела верить, что ей становится лучше. Поэтому Бекетт сидел на столе до прихода врача, а потом они менялись местами.
— Ты справишься, — сказал он, зеркально отражая ее пожатие плечами.
— Точно, — добавила я.
Это вызвало у нас легкую улыбку.
Доктор Хьюз постучала и открыла дверь.
— Привет, Мэйзи! — сказала она Бекетту.
— Попался, — прошептал он.
Мэйзи ухмыльнулась и вскочила на ноги, чтобы занять его место, когда он взял ее стул, а затем мою руку.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила доктор Хьюз, проводя обычный осмотр.
— Отлично. Сильной, — она кивнула, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
— Я тебе верю. Знаешь, почему?
Моя рука крепче сжала руку Бекетта. Как бы я ни старалась выглядеть спокойной перед Мэйзи, меня пугало то, что она собиралась сказать. Это казалось таким несправедливым — подвергать маленькую девочку стольким испытаниям и не добиться результата.
— Почему? — прошептала Мэйзи, сжимая в руках плюшевого медвежонка Кольта.
— Потому что твои анализы выглядят отлично, как и ты. Хорошими и сильными, — она постучала пальцем по носу Мэйзи. — Ты — рок-звезда, Мэйзи.
Мэйзи оглянулась на нас через плечо, ее улыбка была такой же широкой, как и штат Колорадо.
— Что именно это значит? — спросила я.
— В ее костном мозге менее 5 процентов. Никаких изменений с тех пор, как вы покинули больницу в прошлом месяце. И никаких новых опухолей. Состояние вашей девочки стабильно, и у нее частичная ремиссия.
Это слово что-то задело в моем мозгу, и он отключился так же, как и в первый раз, когда они сказали «рак», только на этот раз это было радостное неверие.
— Повторите еще раз, — попросила я.
Доктор Хьюз улыбнулась.
— У нее частичная ремиссия. Это значит, что пока никаких новых методов лечения. Возможно, через пару месяцев я захочу провести сеанс облучения, чтобы уничтожить все микроскопические клетки, но пока ее снимки чистые, думаю, мы можем дать ей небольшую передышку.