— Это понятно, — мягко сказала я.
— Не делай этого. Не нужно меня жалеть. Потому что, когда я сошел с дистанции, освободилось место, и Райан занял его.
Я дышала через боль, как научилась делать, когда умерли мама и папа. Все, чего я хотела с тех пор, как эти люди появились в дверях, это вернуть брата, но я бы хотела узнать, что с ним случилось. Теперь эта дверь была распахнута настежь, и я разрывалась между желанием знать и потребностью захлопнуть ее и продолжать жить в неведении.
— Он занял твое место, — одно только произнесение этих слов вызвало во мне поток эмоций. Гордость за то, что Райан сделал шаг вперед. Гнев за то, что он слишком часто подвергал себя опасности. Благодарность за то, что Бекетт выжил. Но грусть пересилила все. Я скучала по своему брату.
— Он занял мое место, — Бекетт сжал челюсти, сделав дрожащий вдох. — Во время миссии он отделился от остального отряда. Они добрались до цели, но Райан пропал. Судя по разговорам, его схватили.
Мои глаза обожгло знакомым жжением слез. Закрыв их, я вызвала в памяти воспоминания о Райане: он смеялся с детьми у озера, прыгая по камням. Он не стал учить их ловкости и просто устроил соревнование по брызгам. Живой. Здоровый. Целый. Я так крепко вцепилась в эту мысленную картину, что почти ощутила воду на своей коже. Затем я открыла глаза.
— Расскажи мне остальное.
Он покачал головой, сжимая кулаки.
— Ты не хочешь знать остальное.
— Ты потерял право говорить мне то, что по твоему мнению, мне нужно. Теперь говори, — это было похоже на мега-химиотерапию Мэйзи. Взорвать все одним мощным, мучительным ударом.
— Боже, Элла, — он посмотрел на потолок, затем на мои письма, а потом снова на меня. — Его пытали. Нам потребовалось три дня, чтобы найти его. Когда мне сказали, что он пропал, я взял себя в руки, и мы с Хавок отправились на поиски. Радиопереговоры, поиски… все они оказались безрезультатными после той первой ночи. Я даже искал в Интернете, думал, что если бы они его убили, то выложили бы это в сеть, — он зашипел. — Прости, этого не нужно было говорить.
— Все это нужно было сказать раньше.
Он кивнул.
— Ладно. Мы наконец-то получили информацию от группы детей, пасущих коз немного в стороне от города. Мы поехали туда, но к тому времени, как мы туда добрались, лагерь был пуст. Хавок… она нашла Райана примерно в пятидесяти ярдах от нас.
— Он был мертв, — догадалась я.
— Да, — его лицо исказилось, глаза метались из стороны в сторону, и я поняла, что он погрузился в воспоминания. — Да, он был мертв.
— Расскажи мне.
— Нет, это не поможет тебе уснуть, Элла. Поверь мне, тебя будут мучить кошмары. Мои кошмары.
Действительно ли я хотела знать? Поможет ли это хоть как-то? Не пожалею ли я, что упустила этот единственный шанс?
— Расскажи самое главное, — после этого я могла больше никогда не увидеть Бекетта, и никто в этом подразделении не собирался мне ничего рассказывать.
— Главное? В этом не было ничего НЕ главного, — выражение его лица менялось каждые несколько секунд: рот, морщина на лбу, напряжение в челюсти. — Мы нашли его раздетым до трусов и майки. Они… ужасно над ним поработали.
Первая слеза вырвалась наружу, окрасив мою щеку свежим, уродливым горем.
— Элла… — страдальческий шепот не был похож на тот, что я когда-либо слышала от Бекетта.
— Продолжай, — я моргнула, пустив по лицу еще одну струйку влаги, не потрудившись ее вытереть. Если Райан выдержал все это, значит, я могу плакать о нем, не заботясь о том, чтобы щеки были безупречно чистыми. — Они не позволили мне увидеть его. Сказали, что останки не подлежат осмотру.
— Он был убит выстрелом в затылок, а такое ранение…
— Его казнили.
— Да. Это наше последнее предположение. Они сделали это в спешке, когда услышали наше приближение, и… бросили его, когда убегали в холмы.
Я кивнула, от этого движения на одежду попала влага.
— Что дальше?
Он отодвинул кресло и рухнул в него, закрыв лицо руками. Я должна была чувствовать себя виноватой за то, что заставила его рассказать мне об этом. Но даже после того, через что он заставил меня пройти своей ложью, я чувствовала лишь необъяснимую связь с человеком, которого любила, который был рядом и помог моему брату. Странным, ужасным образом эта боль связывала нас узами, которые я одновременно боялась и отчаянно пыталась разорвать.