— 90 процентов? — мой голос был едва слышным шепотом.
— Боюсь, что да.
Я сглотнула и сосредоточилась на том, чтобы впустить и выпустить воздух из легких, пытаясь найти в себе мужество задать очевидный вопрос. Тот, который я не могла заставить себя задать, потому что, как только он прозвучит и она ответит, все изменится.
— Элла? — доктор Хьюз спросила.
— Каковы ее перспективы? Ее прогноз? Что нам делать?
— Мы атакуем его сразу и без пощады. Мы начинаем с химиотерапии и двигаемся вперед. Мы боремся. Она борется. И когда она слишком устанет, чтобы бороться, тогда вы сделаете все возможное, чтобы бороться за нее, потому что это война.
— Каковы ее шансы?
— Элла, я не уверена, что ты хочешь…
— Каковы ее шансы? — крикнула я из последних сил.
Доктор Хьюз сделала паузу, затем сжала мою руку.
— У нее 10 процентов выжить.
В моих ушах снова зазвучал рев, но я отогнала его, сосредоточившись на каждом слове доктора Хьюз. Мне нужна была каждая капля информации.
— У нее 10 процентов шанса выжить после этого? — повторила я, желая, чтобы она сказала мне, что я ослышалась.
— Нет. У нее 10-процентный шанс пережить этот год.
Мои колени подкосились, когда я ударилась спиной о стену. Я сползла по стене, и бумаги посыпались за мной, когда мой вес снес все, что там было. Я упала на пол, не в силах ничего сделать, кроме как дышать. Голоса говорили, и я слышала, но не понимала, что они говорят. В моем сознании они повторяли одно и то же. «Вероятность 10 процентов». У моей дочери было 10 процентов дожить до конца этого года. Это означало, что у нее было 90 процентов умереть, что те ангельские крылья, которые она отказывалась снимать, станут реальностью. Сосредоточься на десяти. Десять было лучше, чем девять. Десять это… все.
***
Я взяла себя в руки. Химиотерапия. Линия катетера. Назначения в Монтроуз и Денвере. Агрессивный рак подразумевал агрессивный план. Папки, полные информации, блокноты с каракулями. Ежедневники, приложения и исследования занимали все мое время. В те первые несколько дней моя жизнь изменилась.
Я изменилась.
Как будто моя душа загорелась, я почувствовала жжение в груди, движущую цель, которая затмила все остальное. Моя дочь не умрет. Кольт не потеряет свою сестру. Это не сломает ни меня, ни мою семью. Выдержать все это было для меня второй задачей, первая — чтобы Мэйзи выжила. Я не плакала. Не плакала, когда писала письма Райану и Хаосу. Не плакала, когда рассказывала Кольту и Мэйзи, как она больна. Ни когда ее рвало после первого курса химиотерапии, ни когда месяц спустя, во время второго недельного курса, ее прекрасные светлые волосы выпали клочьями за день до ее шестого дня рождения. Я чуть не лишилась чувств, когда Кольт пришел из парикмахерской с Ларри — его голова была такой же блестящей и лысой, как у сестры, но я лишь улыбнулась. Он отказался разлучаться с ней во время их дня рождения, и как бы я не хотела, чтобы он видел, через что ей пришлось пройти во время химиотерапии, я была невероятно благодарна за то, что могу быть с ними обоими, а не находиться в постоянном беспокойстве за одного, пока я забочусь о другом.
Я не сломалась.
До самого кануна Нового года. В этот момент к двери подошли люди в форме и разорвали мой крепкий облик в клочья простым предложением: «С прискорбием сообщаем вам, что ваш брат, сержант Райан Маккензи, погиб в бою». В силу специфики их подразделения это было все, что я могла знать. Подробности, где он был, что произошло, с кем он был — все это было засекречено. Когда от Хаоса больше не было писем, я осознала еще кое-что важное. Их обоих больше не было в живых.
Я сломалась.
Четыре месяца спустя
Глава пятая
Бекетт
Бек,
Если ты читаешь это, бла-бла-бла. Ты знаешь, что такое «последняя буква». Ты справился. Я — нет. Сойди с поезда вины, потому что я знаю тебя, и если бы была хоть какая-то возможность спасти меня, ты бы это сделал. Если бы ты мог хоть как-то изменить исход, ты бы это сделал. Так что в какой бы глубокой, темной яме вины ты не копался, остановись. Мне нужно от тебя только одно, тащи свою задницу в Теллурид. Я знаю, что срок твоей службы совпадает с моим. Пожалуйста, соглашайся.
Элла совсем одна. Не в том смысле, что она одинока, а действительно, по-настоящему одна. Наша бабушка, наши родители, а теперь еще и я. Это слишком много, чтобы заставить ее вынести все это. Это несправедливо. Но вот в чем загвоздка, Мэйзи больна. Ей всего шесть лет, Бек, и моя племянница может умереть. Если меня не будет, это значит, что я не смогу вернуться домой в январе, как мы планировали. Я не смогу быть рядом с ней. Я не смогу помочь Элле справиться с этим, или поиграть в футбол с племянником, или обнять племянницу. Но ты можешь. Поэтому я умоляю тебя, как своего лучшего друга, позаботься о моей сестре, о моей семье. Сделай все возможное, чтобы спасти мою маленькую Мэйзи. Это несправедливая просьба, я знаю. Это против твоей натуры — заботиться, не выполнять задание и двигаться дальше, но мне это нужно. Это нужно Мэйзи и Кольту. Элла нуждается в этом — нуждается в тебе, хотя она будет бороться с тобой до последнего, прежде чем признает это. Помоги ей, даже если она будет уверять, что все в порядке. Не вынуждай ее проходить через это в одиночку. Я оставлю тебе место на другой стороне, брат, но не торопись. Ты единственный брат, которого я хотел бы иметь, и мой самый лучший друг. И на всякий случай, если тебе никто не говорил — ты достоин. Любви. Семьи. Дома. И пока ты ищешь эти вещи, пожалуйста, убедись, что Теллурид это то место, которое тебе нужно. Хотя бы на некоторое время.