— Райан
***
Горы возвышались надо мной, невероятно высокие, учитывая, что я уже находился на высоте почти девять тысяч футов. Конечно, воздух казался чище, и дышать было как-то легче. Хавок положила голову на кожаную консоль между нашими сиденьями, пока я вел свой грузовик через центр Теллурида. Это было идеальное место в стиле Нормана Роквелла. Кирпичные и раскрашенные витрины магазинов, семьи, прогуливающиеся с детьми. Не совсем туристический рай, как я ожидал. Он выглядел так, как и должен был выглядеть родной город. Только это был не мой родной город. Это был город Райана. Мак был похоронен здесь, по крайней мере, так мне сказали. На похороны прислали только капитана Донахью и еще пару ребят. Меня оставили на задании с остальным подразделением, я был слишком ценным, чтобы получить отпуск. Я знал правду, это был не я — по крайней мере, не в том состоянии, в котором я тогда находился. Это была Хавок. Она была им нужна, и она слушалась только меня. Я погладил ее по макушке, безмолвно пообещав, что отныне у нее будет спокойная жизнь. Как только нас обоих отправили в отпуск, она заслужила немного покоя. Что насчет меня? Я жил в аду, который сам себе создал. Который я более чем заслужил.
Я остановился, чтобы залить бак перед тем, как выехать из города, и по GPS добрался до адреса, указанного в Интернете. Солитьют. Какое подходящее название. (Solitude переводится с английского как одиночество, уединение). Я был один. Элла была одна. И мы останемся такими, потому что никогда не будем вместе. Я убедился в этом, когда перестал писать в день смерти Райана. Но я мог сделать это. Ради Райана. Ради Эллы. Но не ради себя. Думать, что это ради меня, означало, что есть какое-то искупление, которого я достоин. Но его не было. То, что я сделал, не поддавалось никакому искуплению.
Моя челюсть сжалась, а руки крепче вцепились в руль, когда я подъехал к частному дому. Я свернул за поворот, зацепившись взглядом за почтовый ящик, который болтался на столбе. Сколько раз она ходила туда в поисках моих писем? Сколько раз она находила их и улыбалась? Двадцать четыре. А сколько раз она оставалась без письма? Интересно, что она думала о том, со мной случилось? Может, она думала, что я умер во время операции с Райаном? Может быть, так было даже лучше. Я не был уверен, что хочу это знать. Я ехал по асфальтированой дорожке под распускающимися осинами, которые выстроились вдоль дороги. Райан сказал бы, что есть что-то особенное в том, чтобы приезжать сюда весной, в период возрождения, но это была полная чушь. Для меня не было никакого возрождения. Никакого нового начала. Я здесь не для того, чтобы наблюдать, как начинается жизнь, я здесь, чтобы помочь Элле, если она закончится для Мэйзи. Если Элла вообще подпустит меня к себе. В желудке образовалась слишком знакомая яма, превратившая меня в тощего тихого паренька, каким я был двадцать лет назад, который явился в дом очередной семьи, надеясь, что эта семья не найдет повода сделать его чужой проблемой. Надеясь, что на этот раз он не соберет свои вещи в очередной мешок для мусора, когда случайно разобьет посуду или нарушит какое-то правило, о существовании которого даже не подозревал, после чего его запишут в «неблагополучные» и отправят в другой, более строгий дом. По крайней мере, на этот раз я уже знал, какие правила я нарушил, и прекрасно понимал, что мое время здесь ограничено.
Я подъехал к круговому въезду перед главным домом, который соответствовал фотографиям, которые я видел в Интернете. Он был похож на деревянный дом, только огромный. Стиль был современным и деревенский, если это вообще можно назвать стилем, и каким-то образом он говорил со мной, напоминал мне о том времени, когда мужчины срубывали целые деревья, чтобы построить дома в дикой местности для своих женщин. Когда они строили, а не разрушали. Мои ноги коснулись земли, и я приостановился, ожидая, пока Хавок спрыгнет вниз, прежде чем захлопнуть дверь.