Я не был милым. Я был лживым, манипулирующим засранцем, который не заслуживал того, чтобы сидеть с ней в одной комнате. Но я не мог этого сказать. Поэтому вместо этого я схватил коробку и приготовился к тому, что меня начнут учить.
***
— Так ты вырос в приемной семье? — спросила меня Элла, когда мы делали шестьдесят четвертый круг по коридору.
Мэйзи была в операционной уже шесть часов, и минут пятнадцать назад хирурги сообщили, что все идет хорошо и они изо всех сил пытаются спасти ее почку.
— Да.
— Сколько их было?
— Честно говоря, не помню. Меня часто перемещали. Наверное, потому что я был ужасным ребенком. Я дрался со всеми, кто пытался помочь, нарушал все правила и делал все возможное, чтобы меня выгнали из дома, надеясь, что это как-то заставит мою маму вернуться, — я не ожидал, что она поймет. Большинство людей, выросших в нормальных домах и живущих в обычных семьях, не могли этого понять.
— Ах, эта милая, нелогичная логика ребенка, — сказала Элла.
Конечно, она ее понимала. Именно это и привлекло меня к ней в первую очередь. Ее простое принятие меня через наши письма. Но, судя по тому, что я видел, она была именно такой — любящей.
— В основном.
— Какая семья была самой лучшей? — спросила она, снова удивив меня. Большинство людей хотели знать о худшей, как будто моя жизнь была поводом для сплетен, чтобы подпитать их жажду трагедий других людей.
— Э-э, моя последняя. Я был со Стеллой почти два года, начиная примерно с моего пятнадцатого дня рождения. Она была единственным человеком, с которым я хотел остаться, — воспоминания нахлынули на меня, некоторые болезненные, некоторые приятные, но все они были размыты тем фильтром, который может дать только время.
— Почему ты этого не сделал?
Мы дошли до конца другого коридора и развернулись, чтобы идти обратно.
— Она умерла.
Элла сделала паузу, и мне пришлось обернуться.
— Что?
— Мне так жаль, — сказала она, сжимая рукой мой бицепс. — Наконец-то найти кого-то и потерять…
Инстинкт подсказывал мне провести руками по лицу, отряхнуться и продолжать идти, но я не мог пошевелиться, когда ее рука была на мне, каким бы невинным ни было это прикосновение.
— Да. Для этого действительно нет слов.
— Как будто кто-то подхватывает твою жизнь и трясет ее, как снежный шар, — сказала Элла. — Кажется, прошла целая вечность, прежде чем осколки осели, а после этого они уже никогда не будут на прежнем месте.
— Именно так.
Она передала это чувство с точностью знатока. Как получилось, что я так и не нашел никого, кто бы понял, какой была моя жизнь, а эта женщина определила ее, не моргнув глазом?
— Пошли, мы еще не до конца протоптали дорожку на линолеуме, — сказала она и начала наш шестьдесят пятый круг.
Я последовал за ней.
***
— Это слишком долго. Почему так долго? Что пошло не так? — Элла расхаживала взад-вперед по хирургической приемной.
— Они просто давно не сообщали нам никаких новостей. Может быть, они уже заканчивают, — я наблюдал за ней, прислонившись к подоконнику. Она была спокойна, даже собранна, пока не наступило время, когда, по их расчетам, операция должна была закончиться. Как только это время прошло, в ней что-то перевернулось.
— Прошло уже одиннадцать часов! — закричала она, схватившись руками за голову. Она уже успела выдрать столько прядей из своих волос, что они были разбросаны вокруг нее, такие же растрепанные, как и она сама.
— Так и есть.
— Это должно было занять десять часов! — ее глаза были расширены она паниковала, и я не мог ее винить. Черт, она лишь озвучивала те же мысли, что и у меня в голове.
— Все в порядке? Мистер и миссис Маккензи? — в палату заглянула медсестра. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Я не… Да, вы можете узнать, что именно происходит с моей дочерью. Ее должны были вывезти из операционной больше часа назад, и до сих пор нет никаких вестей. Никаких. С ней все в порядке?
Лицо женщины смягчилось от сочувствия. Элла была не первой мамой, которая паниковала в приемной, и не последней.
— Может, я пойду проверю? Я сразу же вернусь с новостями.
— Пожалуйста. Спасибо, — дикость покинула глаза Эллы.
— Конечно, — она ободряюще улыбнулась Элле и ушла в поисках информации.
— Боже, я схожу с ума, — голос Эллы был едва слышным шепотом.
Она покачала головой, борясь с дрожью в нижней губе. Я оттолкнулся от подоконника и в четыре длинных шага добрался до нее, не задумываясь о том, кто я такой и кем она меня знает. Я просто обхватил ее руками и прижал к своей груди, как хотел с первого момента, когда увидел ее.