Я снова перелистнула лист, где хранился примерный план лечения, и поняла, что мы подошли к тому этапу, где я не могу быть полностью уверена. Мы были на перепутье.
— Две недели назад она перенесла серьезную операцию. Она идет на поправку и готова вернуться в садик в понедельник. Через неделю мы пройдем еще один курс химиотерапии, а это, как вы знаете, означает, что она пропустит целую учебную неделю. Мы надеемся, что ее здоровье будет достаточно сильным, чтобы вернуться к окончанию садика, но ничего не известно наверняка. А потом наступит лето. Я буду знать больше, когда мы пойдем на химиотерапию и я смогу встретиться с ее онкологом.
Они обменялись взглядами, и я почувствовала себя не по ту сторону стола, а по другую сторону поля боя. Я почувствовала, как во мне происходят перемены — те, что появились в тот момент, когда близнецов положили мне на руки, словно части доспехов встали на свои места, когда я приготовилась защищать своих детей.
— Вы не думали о том, чтобы она повторно посетить детский сад? Если в следующем учебном году она будет в лучшей форме и сможет полноценно заниматься, то это ей не повредит. Мы, конечно, не будем ее заставлять, но подумать стоит. На самом деле, многие наши родители по разным причинам оставляют своих детей в детском саду на второй год. Безусловно, эта процедура подходит…
Я огрызнулась.
— При всем уважении, это была не процедура. Это была двенадцатичасовая, опасная для жизни операция, в ходе которой из надпочечника моей дочери удалили опухоль размером с мяч для софтбола. Это не неудобство, это рак. И нет, следующий год не будет лучше. Она борется за свою жизнь, так что извините, если я не разделяю ваших опасений, что она может пропустить важный день в школе, когда вы будете рассказывать о жизненном цикле бабочек. По статистике, она может даже не… — у меня перехватило горло, тело восстало против слов, которые я не произносила с того дня, когда мне назвали ее шансы. — Следующий год будет не лучше.
— И вы не хотите, чтобы она повторила год обучения в детском саду, — директор Халсен сделал пометку в папке.
— Это же детский сад. Вы серьезно считаете, что ей это нужно? — повторное посещение было бы тяжело не только для Мэйзи, но и для Кольта. В школе они будут учиться с разницей в год, а это значит, что даже если она победит рак, ей придется каждый день смотреть в глаза последствиям.
— Это не так, — возразила мисс Мэй. — Она очень умная, и в первом классе у нее все будет хорошо, — сказала она руководству.
Двое мужчин на мгновение замолчали, а затем снова обратились ко мне.
— Мы хотели бы предложить вам решение. Переведите ее на домашнюю программу. Детский сад не такой сложный в академическом плане, как первый класс, а в следующем году ей понадобится более гибкий график.
— Забрать ее из школы.
— Учить ее на дому, — поправил мистер Джонас. — Мы не против вас, мисс Маккензи, или Мэйзи. Мы искренне пытаемся найти лучшее решение. Она не будет успевать посещать школу, и в следующем году ее нагрузка возрастет в геометрической прогрессии. Если добавить к этому ответственность за ее пребывание здесь с ее ослабленной иммунной системой, беспокойство персонала и других детей, то всем нам, включая Мэйзи, будет спокойнее. Она могла бы придерживаться оптимального для ее здоровья графика, если бы училась дома.
Так поступали и другие мамы больных раком детей. Я разговаривала с несколькими из них, но всегда казалось, что они забирают детей в крайнем случае… когда уже умирают. Это было не столько физическое действие — забрать ее из школы, сколько эмоциональное признание того, что она не может туда пойти. И это было одинаково разрушительно для всех нас — Мэйзи, Кольта и особенно меня. Но это сняло бы стресс с нее, особенно в те дни, когда она не могла встать с постели. В те утренние часы, которые она проводила, скорчившись в туалете плача, но при этом клялась мне, что у нее все получится.
— Как это будет?
— Я могла бы учить ее, — предложила мисс Мэй. — Я могу приходить к ней после обеда, когда она будет чувствовать себя достаточно хорошо. Она не будет отставать от учебы, ее освободят от районных требований по количеству часов, и мы сможем лично разработать программу.
— Я могу подумать об этом?
— Конечно, — сказал мистер Джонас, передавая ей документы.
Мы закончили совещание, и мисс Мэй вышла вместе со мной. Я чувствовала себя оцепеневшей, а может, дело было в том, что за последние полгода меня били так сильно и часто, что я перестала ощущать боль.