Выбрать главу

Правило второе. В точности исполнять то, что будет предписано сделать.

Правило третье. Читать. Ибо осуществление желаний твоих зависит от внимательного прочтенья написанного.

Готов?

– Готов, – сказал Генрих, и, послюнявив палец, перелистнул эту страницу.

Книга состоит из трёх глав, – вещал текст. Каждая из глав – есть письмо, адресованное тебе, мой избранник. После прочтения каждого из них, ты изъявляешь желание. Прочтение одного письма – исполнение одного желания. Сначала прочтение – потом исполнение. Прочтение – условие исполнения.

Таким образом, у тебя три желания. Не одно – целых три. Это немало, но всё ж будь разумен. Неспешно и тщательно выбирай то, что следует пожелать. Помни: жизнь переменчива, и завтра тебе может, как воздух, понадобиться то, о чём ты и не помышляешь сегодня. Никому не дано знать, что ожидает его в конце.

Следующая страница начиналась с заглавия:

ПЕРВОЕ ПИСЬМО

Генрих оторвался от книги и протёр, уставшие от чтения при тусклом мерцании свечки глаза. Он не сомневался в том, что книга действительно древняя. Судя по состоянию страниц, переплёта, а ещё более по особенностям оборотов её языка (нынче латынь другая) – сей книге не менее двухсот лет. А вот принадлежит ли она перу Абрамелина – есть очень большой вопрос. Ведь никто никогда не видал воочию книг этого таинственного колдуна. Да и вообще, существовал ли он когда-либо на белом свете? Вероятней всего, данный трактат составлен неким неизвестным фанатиком чёрного оккультизма, свято верившим во все эти бредни, выдуманные им же самим. Несчастный безумец, возомнивший себя величайшим из магов. Так думал Генрих.

Но на стенах комнаты под мерцанье свечи трепещут странные тени, в ушах бьют молотки – это взбесивший пульс, а от раскрытой на столике книги будто веет чем-то – манящим, могучим, неведомым… Чья-то рука легла Генриху на плечо. Он вздрогнул и вскрикнул. Он обернулся.

Матушка. Она глядит на Генриха с тревогой и грустью.

– Ты не вышел к ужину, сынок, – её ладонь гладит его по волосам. – Третью неделю, ты почти ничего не ешь, почти не спишь. Ты стал похож на хворостину, на живого покойника.

– Всё хорошо, матушка. Всё хорошо. Не беспокойтесь за меня, ради бога.

– Это всё из-за соседской дочери, – она пристально поглядела в сыновьи глаза. – Я знаю. Сердце матери не обманешь.

– Всё хорошо, матушка. Всё хорошо…

– Мой милый мальчик, – она обняла его за голову и нежно прижала к себе. – Жизнь длинна. И в ней у тебя ещё будет любовь. Ты дай только срок. Не губи себя.

– Я справлюсь, матушка. Обещаю.

– Я принесу хлеба и молока. Поешь, умоляю тебя. Ради меня, покушай, сыночек.

Он так и не притронулся к принесённой матерью снеди. Он всё повторял, и в голос, и про себя: «я справлюсь, я справлюсь…», и остановивший взгляд его при этом не отрывался от разложенной перед ним книги. Наконец, будто бы очнувшись от оцепенения, он зажёг новую свечу, вытряхнул из подсвечника огарок старой, почти истлевшей, и рывком придвинул книгу к себе. Первая глава начиналась так:

Неведома одураченному человечеству истинная история сотворения мира…

Далее шли кощунственные утверждения о том, что не было ни Эдема, ни Адама и Евы, ни их грехопадения с последующим изгнанием из райских кущ. А также о том, что именуемое Отцом, Сыном и Святым Духом, вовсе не является тем, о чём толкуют святые писания…

Покончив со всей этой ересью, Генрих захлопнул книгу и произнёс: «Желаю: Агнет – моя!»

Этот день гейдельбергское светило врачевания герр Доктор Нойманн запомнит надолго. Как заведено, ровно в десять часов по полудню, он нанёс визит своему благородному пациенту, дабы поставить тому пиявки, наложить на подагрические суставы волшебную мазь, приготовленную по собственному рецепту, и лично положить в рот больному две причитающиеся ему пилюли. Хотя, здоровье этого немолодого, склонного к излишествам пациента, доктор и оценивал, как шаткое, всё же он был железно уверен, что жизни его подопечного ничего не угрожает, и не будет угрожать, по меньшей мере, лет этак десять. Порода у Кёнигов крепкая. Об этом герр Нойманн знал не понаслышке – ведь ему доводилось потчевать и дядюшку барона, и братьев его, и племянников…

Войдя в дом, снятый бароном на время лечения, доктор сразу почуял неладное. Собственно говоря, не почуять этого не сумел бы никто. Онемевшая прислуга казалась похожей на перепуганных зайцев. Доктора просили обождать в приёмной. Через некоторое время к нему вышел приказчик, бледный, словно бы у него была анемия.

– Герр Доктор… я просто не знаю… – сбивчиво начал он. – Господин барон за завтраком находился в бодрейшем расположении духа. Но, как только закончилась трапеза, господин мой вдруг покраснел. Он вмиг стал пунцовым, словно сваренный рак, прости меня господи! Он схватился за горло, он начал ловить ртом воздух, будто рыба на берегу. Он задыхался, спаси нас господь! И поверх красноты, по коже его пошли какие-то синие пятна… Очень синие… Почти чёрные, доктор. Потом он упал. Всё случилось так быстро… Я распорядился послать за вами, но вы… сами пришли. Боюсь, он не дышит, герр Доктор. Боюсь, он…