Свадьбу Генриха и Агнет сыграли на десятый день после пасхи. Венчались молодые в храме Святого Духа. Новоявленная семья въехала в даренный ей большой, но уютный дом. А вокруг благоухала и пела весна. И были дни Генриха наполнены солнцем и белым шёлком цветущих яблонь, а ночи сладостью и страстью юной Агнет.
Благословенную книгу он перенес из тайника на руинах, в тайник оборудованный в своём новом доме, и молил господа только о том, чтобы в жизни его больше никогда не было повода снова открыть её.
В начале июня, на день Святой Троицы, молодая чета ужинала в заново отстроенном родительском доме Генриха. Был подан суп из спаржи и ривеля, после – праздничная индейка со шпиком, а на десерт – конечно же, яблочный штрудель. Его-то матушка Генриха не доверила готовить прислужничающей поварихе. Как всегда, волшебный свой штрудель делала мама сама. Ни у кого на свете и никогда не выйдет такого вкусного штруделя, какой получался у матушки! Уж Генрих знал это точно.
Велась неспешная беседа о милых пустяках под выдержанное бургундское, доставленное к бюргерскому столу из соседней Франции, в открытое окно веяло свежестью только что прошедшего дождика, слуги зажигали свечи в больших подсвечниках из чистого серебра. Матушка Генриха, подперев подбородок руками, неотрывно глядела на молодых, и было в её взгляде столько тепла, столько любви, столько нежности…
Генрих немного смутился:
– Матушка, что это вы так смотрите?
– Не могу нарадоваться на тебя, сынок. На тебя, и на жёнушку твою. Не могу налюбоваться вами. Какие же вы у меня ладные да красивые!
Едва матушка договорила эти слова, как лицо её исказила гримаса страдания. Внезапно начался приступ кашля – судорожного, надсадного. Глаза её увлажнились и выкатились, на лбу проступили капельки пота. Отец Генриха проворно поднялся со своего места и подошёл к супруге. Пощупал ладонью её лоб.
– Святый боже! – воскликнул герр Беккер, – Хелен! Ты вся горишь! Скорее в постель!
Вызванный на следующее утро доктор Нойманн, осмотрев пациентку, диагностировал простуду. Доктор прописал микстуру и горячие ванны с горчицей для ног, после чего получил свой гонорар и раскланялся, пообещав посещать больную каждый день до полного её выздоровления.
Прошла неделя, но, несмотря на все старания знаменитого врача, ожидаемого выздоровления не наступало. Напротив, больной становилось всё хуже и хуже. Черты её лица заострились, щёки впали, а кожа приобрела цвет цинковых белил. Жар не проходил. Она стремительно теряла вес, и спустя неделю выглядела так, будто месяц не брала в рот ни крошки. Приступы неудержимого кашля не только продолжались – к ним присоединился ещё один симптом. Грозный симптом. Мокрота с кровью. Доктор Нойманн только сокрушённо пожимал плечами…
Генрих навещал любимую матушку каждый день. Часами просиживал он у постели.
– Доктор, что с матушкой? – спросил он у Нойманна в один из дней. – Даже я вижу – не простуда это.
– Видите ли, молодой человек… – доктор замялся, – судя по симптоматике, я мог бы диагностировать у вашей матушки чахотку, но… это заболевание не развивается столь стремительно. Ведь совсем недавно фрау Хелен была абсолютно здорова…
– Так что же с нею, герр Доктор?
– Возможно, это какая-то крайне редкая, неизвестная мне форма чахоточной болезни. Но я не могу быть уверен.
– Что с ней будет? Каков ваш прогноз?
– Я делаю всё, что могу. На всё остальное – воля господня, – ответил врач.
Спустя несколько дней состояние больной стало критическим. Вторые сутки лежала она без чувств. Её пожелтевшее тело превратилось в обтянутой кожей скелет. Она больше не кашляла, на это уже не было сил. Только струйка крови стекала с уголка потрескавшихся губ, струйка, которую то и дело убирала с её щеки сиделка белоснежной салфеткой. Но при этом, на мертвенно-бледном лице её, на иссохших впалых щеках, играл необычно яркий румянец.
Пришедший доктор молча покачал головой.
– Герр Нойманн, ей лучше? – с надеждой спросил его Генрих.
Доктор молчал.
– Видите? У неё появился румянец! Дело пошло на поправку?
– Юноша, – произнёс доктор глухо, – к сожалению, этот румянец не признак выздоровления, а, скорее, наоборот…
– Сколько ей осталось, герр Доктор? – Генрих изо всех сил пытался сохранить самообладание.
– Боюсь, ваша матушка не переживёт нынешней ночи, господин Беккер… – последовал ответ.
Генрих спустился с чердака, прижимая обеими руками к груди заветный свёрток. Он зашёл в свой кабинет и запер за собою дверь на ключ.