— Вы не одолжите мне своё пальто? — неожиданно спросил цергард у Гвейрана, и прибавил с неприятной усмешкой. — Оно вам теперь вряд ли скоро понадобится… да, и оружие верните.
Гвейран молча выполнил просьбу. Эйнер набросил пальто на плечи, поверх собственной форменной куртки. Типа, холодно ему, озяб в пути. Он понимал — происшествия не скроешь, лишних пересудов не избежать. Разбитая машина стоит в автопарке немым свидетельством их ночных приключений. И всё-таки простреленный «велардер» это одно, а простреленный Верховный цергард — совсем другое. Это чрезвычайное происшествие государственного уровня. Ни к чему его афишировать.
— Какие будут распоряжения, господин Верховный цергард?
Это подоспел трегард Кнерс, свой человек, удачно, что дежурит именно он. За качество ремонта машины и конфиденциальность информации можно не беспокоиться, не впервой.
— Прикажите подать внутренний транспорт, — велел цергард. Разумнее было бы подняться до своего уровня на лифте, и дальше пешком, но очень уж не хотелось лишний раз шевелиться. — И распорядитесь насчёт людей, — он кивнул на спутников. — Агарда в офицерское общежитие на втором уровне, задержанного к остальным… — тут сердце Гвейрана радостно ёкнуло, но проклятущий цергард вдруг изменил решение… — или нет, давайте пока в пятую камеру.
— В пятую? — уточнил дежурный с удивлением, поднял кустистую бровь.
— Именно, — подтвердил цергард утомлённо, — и если комендант попытается возражать, передайте, что вечерком я зайду, его расстреляю… да, и машину пусть посмотрят, там пулемёт заклинило, и вообще… Еще надо подыскать нового водителя, прежний убит. Пусть наградят лентой и сообщат семье.
— Разрешите выполнять? — трегард направился к коммуникатору.
Автопарк пришёл в движение — появились конвойные, механики, прибыл двухместный транспорт для межуровневого пользования, на штабном жаргоне именуемый «зверёк» за кургузый вид и большие фары, похожие на жёлтые глаза.
Цергард отбыл, спутников его увели. Трегард Кнерс задержался возле помятого «велардера», заглянул в салон. Там была кровь. Много, много крови. И не то странно, что она там была, а то, что не только на водительском сидении, но и на двух задних креслах. Молодой агард и задержанный вышли из машины целыми-невридимыми, это трегард хорошо помнил. Как и дрянное гражданское пальто на плечах Верховного. Кнерс задумчиво потрогал бурое пятно, зачем-то понюхал испачканные пальцы. И снова шагнул к коммуникатору. Минуту спустя из подсобки приковылял человек с изуродованным, изрезанным страшными шрамами лицом, на месте его нижней челюсти висел безобразный кусок мяса. Человек нёс ведро и тряпку.
— Всё отмыть! — трегард кивнул на кровавые пятна.
Человек нечленораздельно, но браво замычал в ответ.
Гвейрана аккуратно заковали в наручники и повели к лифту. Кабина оказалась лучше, чем можно было ожидать — чисто, стены отделаны светлым пластиком, пружинящее покрытие на полу. Один из конвоиров передёрнул рычажок на панели, в окошечке высветилась цифра «-7».
Воображение рисовало Гвейрану мрачные картины, подсказанные историей другого, не этого мира: сырые казематы с кольцами для цепей, вделанными в каменную кладку стен, крошечные одиночные камеры-шкафы со скошенным полом — в такой даже на корточки не присядешь, можно только стоять сутками напролёт, смрадные, промёрзшие по углам бараки с нарами в три яруса и обледенелой дырой для слива нечистот… А в этом мире был каменный мешок — яма выдолбленная в тверди, зарешёченная сверху…
То, что предстало его взору на седьмом уровне, общим представлениям о местах заключения не соответствовало абсолютно. То есть, гулкий коридор, ведущий от лифта — мрачный, перегороженный решётками через каждые двадцать шагов, с многочисленными железными дверями, оборудованными маленькими смотровыми окошками — в эти представления вполне укладывался. Но камера! Собственно, это была и не камера вовсе, скорее, номер дорогого отеля! Широкая кровать под полосатым пледом, бархатное кресло и яшмовый столик на одной ножке, богатый кованый торшер, деревянный шкаф со свитками книг, толстый ковёр на полу… Здесь даже душевая кабина имелась, с круглым фарфоровым поддоном и перегородками матового стекла! Собственная крумская квартирка Гвейрана ни в какое сравнение не шла с этим великолепием!
На входе его обыскали, тщательно и бесцеремонно, смерили пренебрежительным взглядом — видно, не к таким гостям тут привыкли — и оставили одного, заперли на стальной засов. Арестованный с наслаждением подставил замёрзшее, затёкшее тело под тёплые длинные струи воды, и сынова подумал, что цергард Эйнер, пожалуй, и в самом деле не так уж плох… или это только игра в доброго полицейского?