– С папой все в порядке, – сказал я. – Почему ты думаешь, что это не так? Он делает то, что хочет.
– Твой папа никогда не знал, что делает, но у него была опора – наш дом, мы с тобой. В конце концов он всегда должен был возвращаться сюда, чтобы поговорить со мной, увидеть тебя. Он тебя очень любит. И хотя он нас покидает, я уверена, что тебя он продолжает любить.
– Мама, ради Бога, это все пустяки. Нужно переговорить с адвокатом. Отец не может просто умыть руки подобно Пилату. Он многое тебе должен.
– Я немножко сэкономила и, наверное, поищу работу.
– Подожди, не будем торопиться. Не будем менять образ жизни с места в карьер.
Я почувствовал себя значительно лучше, когда увидел, что в кафетерий входит Эйлиен и осматривает столики пронизывающим взглядом черных глаз, которые делали его таким одухотворенным. Я ему сделал знак рукой.
– Зачем ты зовешь этого? – спросила мать. – Я не хочу ни с кем разговаривать.
Эйлиен сел за наш столик.
У матери хватило сил сказать ему, что я всегда с восхищением рассказывал ей о курсе, который он вел.
– Мне хотелось бы при случае послушать ваши лекции о любви, – добавила она с грустью.
Эйлиен провел рукой по волосам.
– Возможно, я объединю их в брошюру, – сказал он.
– Но это будет уже не то, – ответила мать. Она сидела на фоне звезд и огней, которые виднелись сквозь окно. – Фран говорит, что ты гипнотизируешь публику.
Я быстро понял, что Эйлиен может стать прекрасной заменой мистеру Ноги. Дело в том, что мистер Ноги давно перестал интересоваться моей матерью, а рикошетом и мной. Он уже больше никогда не останавливался, а лишь ограничивался взмахом руки в качестве приветствия, когда мы встречались во время пробежек. А мать возвращалась из гимнастического зала в расстроенных чувствах, жалуясь, что с ней там обращаются не должным образом. Приходящая домработница говорила в этих случаях, что «Джим-джаз» не достоин иметь таких посетителей, как моя мать, таких дисциплинированных и хороших. И в довершение всего ее бросил мой отец. А мне выпало при всем этом присутствовать, и что хотя не глубоко, но она все-таки презирала моего отца.
– Мой отец только что бросил нас, – тут же сказал я.
Мать покраснела, а Эйлиен посмотрел на нее таким взглядом, каким когда-то на меня, еще маленького, смотрел доктор, обследуя мое горло и говоря, что мне нужно оперировать аденоиды.
– Тебе нужно привнести порядок в хаос. Настал момент, когда ты должна продемонстрировать свою силу, свой из ряда вон выходящий ум, который способен проанализировать то, что происходит, и трансформировать ситуацию. Не думай, как это делают слабые люди, согнувшиеся под тяжестью ударов судьбы, перестань думать и надеяться на богов. Ты сама Бог.
– Уж конечно, – сказала мать.
– Что нас больше всего сейчас заботит, так это деньги, – добавил я.
– Вечная песня, – произнес Эйлиен. – Я вам скажу один секрет, который открыл для себя давным-давно: деньги есть повсюду.
Домой мы шли молча. Пересекли парк, переполненный большими группами молодых людей, освещенных луной. Ветерок продолжал покачивать тени в мире, насыщенном трепетом и жарой, полном звезд, человеческих грез – а может быть, и не человеческих – главным образом о деньгах.
* * *Самым богатым человеком из плоти и крови, которого я когда-либо видел, был муж Тани, гангстер. И по вполне понятной причине Эду пошел легким путем, который предложил ему зять, и я вскоре уже видел его в «ауди» в костюмах из льняной ткани, которые скрывали его высокий рост. Очки, часы и пояс были из тех, что рекламируются в телепередачах.
Я еще планировал получить водительское удостоверение, а он уже его имел. Он показал мне его, закатанное в пластик и лежавшее в кожаном бумажнике от Картье. Я провел по нему рукой, как проводят по гладким блестящим перилам.
– Итак, ты уже в деле, – сказал я ему.
Он пожал плечами.
– Ничего особенного я не делаю. Фактически я только должен быть в пределах досягаемости, когда потребуюсь. Он не хочет, чтобы я бросал учебу.
– Это хорошо.
– Я ходил записываться в университет, и мне там не понравилось. Там кишмя кишат кретины.