Рядом по автостраде движется далекий от меня реальный мир.
Этот реальный мир возвращает меня в видеоклуб, к мечте о съемке короткометражного фильма. Я записываю возникающие мысли, которые мне кажутся хорошими. Если бы не этот злосчастный ключ, я мог бы забыть и про Эду, и про его квартиру. В последний день отпуска моя мать с глазами, блестящими от походов в туалет и возвращений оттуда, сообщает мне:
– Осталось совсем недолго, сынок.
Великая память никогда не отдыхает. Необходимо иметь это в виду. Достаточно одного кивка головой. Стоит слегка задуматься, как тебя несет по воле волн, и уже нельзя считать, что у тебя осталась хоть капля благоразумия. И мне кажется, что заведенный порядок моей жизни подчиняется благоразумию кого-то другого. Я захожу в «Аполлон». Поднимаюсь на эскалаторе. Кладу пленки и пью кофе в закусочной, находящейся рядом, присматривая одним глазом за своей лавкой. В утренние часы посетителей так мало, что я успеваю просмотреть по меньшей мере одну кассету, отрываясь от этого занятия из-за трех-четырех посещений, в основном любителей порнографии. Они являются по утрам, из чего я делаю вывод, что у них много свободного времени и, конечно же, их интеллект требует большого объема духовной пищи. Впрочем, они, согласно Эйлиену, постоянно удовлетворяют свой интеллект одним и тем же. Все мы склонны не выходить за рамки того, что знаем, дабы не впадать в авантюризм. Неужели воображение так пугливо? Если бы это было не так, то мы предпочли бы привычному что-нибудь новое.
Например, Соня. В восемь вечера она толкает стеклянную дверь, и ее высокие каблучки стучат в направлении прилавка, за которым я ожидаю своего шефа, приготовив заранее деньги. Как и в прошлый раз, я уступаю ей табуретку и спрашиваю, хочет ли она что-нибудь выпить. Она прикуривает сигарету и направляет на меня первое облако дыма. Говорит, что выпила бы апельсинового сока, но поскольку прохладительные напитки, в сущности, содержат столько же газа, сколько и пиво, предпочитает пиво. Я возвращаюсь с пивом, по банке в каждой руке, и любуюсь ее голубовато-зелеными глазами. Это самые красивые глаза, которые я когда-либо видел. Только те, которые я видел в первую нашу встречу, могут соперничать с ними по красоте. Я говорю, что рад ей и что она, надо полагать, пришла за деньгами. Она улыбается и отвечает, что, может быть, мне хочется удрать отсюда поскорее, после стольких часов работы.
– Я быстро, – добавляет она.
Я говорю, чтобы она не торопилась и пила свое пиво спокойно.
– Сейчас я не работаю, а нахожусь с тобой. Это другое дело, – говорю я ей.
Я так уверен, что трахну ее, что готов поклясться в этом на Библии.
– Холодно на улице? – спрашиваю я.
– Очень неприятная ночь. Пожалуй, выпью еще одну, – говорит она, протягивая мне пустую банку.
Я возвращаюсь, а она продолжает сидеть на табуретке, за прилавком, совершенно не похожая на девушку, созданную моим воображением. Она не похожа ни на Таню, ни на девушку, увиденную мной в мечтах в фильмотеке. Крашеные белокурые локоны ниспадают ей на черный свитер, а чистота ее взгляда, похожего на взгляд старинной куклы, пронзает мое сердце. Я ласково провожу рукой по ее локону, потом беру за руку и веду в подсобное помещение.
– Что ты думаешь об исчезновениях людей?
– О каких исчезновениях ты говоришь? – спрашивает она смущенно с таким выражением беспомощности, что я занялся бы с ней любовью, даже если бы она меня не возбуждала.
– Об исчезновениях людей, которые однажды ни с того ни с сего оказываются в могиле, и никто о них больше ничего не знает.