Я кладу письмо в карман на тот случай, если когда-нибудь решусь прочитать его. Открываю шкафы и рассматриваю в последний раз костюмы и обувь Эдуардо. На кухне царит порядок. Поправляю полотенца на вешалке для полотенец. Если хорошенько подумать, то ничего трагического не случилось. Я потерял из вида Эдуардо, подобно тому, как мы теряем из вида удаляющегося от нас человека, хотя мы не переставая смотрим на него. Люди исчезают, либо завернув за угол, либо спустившись под откос.
Одиссей израсходовал всю свою энергию на вчерашние субботние пробежки. Я открываю ему дверь, ведущую в сад, и он приветствует меня, виляя хвостом, но не прыгает и не пытается пробежаться. Он пересекает большой зал усталым шагом и обнюхивает домашние туфли матери. Он явно постарел.
Мать смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
– Я хочу, чтобы ты на следующей неделе начал ходить в клинику, – говорит она и добавляет: – Потому что, если у меня все пойдет хорошо, я смогу оплатить расходы на твое обучение профессии одонтолога и ты сможешь занять место Ибарры, когда тот выйдет на пенсию. Не так плохо, как ты думаешь? Он хочет, чтобы мы поженились через месяц.
– Одиссей, ты совсем изможден, правда? – говорю я собаке.
– Ему нужно сделать в саду конуру, – говорит печально мать.
– Все образумится, – отвечаю я ей. – Мир полон проблем, но он также полон и решений. Мне предложили работу в спортивном комплексе.
– Еще одна работа из этих… – говорит мать.
Я от всей души желаю, чтобы мать вернулась к занятиям гимнастикой и сделала бы это сама, а не из-под палки, Я желаю увидеть Ю. И желаю стать кинорежиссером-гением. Код, который велел мне запомнить Серафим, – единственная ценность, хранящаяся в моей памяти. И мне также хочется, чтобы она существовала также и реально. Я вкладываю в эти размышления всю свою энергию, чтобы они превратились в реальность, осязаемую, как камень.
– Я прогуляюсь немного с собакой, – говорю я матери.
Атмосфера в доме Серафима все еще хранит запах заядлого курильщика. Не видно, чтобы сюда входил кто-нибудь еще. Одиссей смотрит на меня, высунув язык. Я поднимаю дверцу люка. Сначала спускается Одиссей, потом – я. В комнате все остается по-прежнему. Я беру портативный магнитофон и кладу его в карман.
– Ты побудешь без меня пару дней, Одиссей, сможешь перенести такое? Тебе известно, что деньги лежат повсюду? Денег больше, чем листьев на деревьях. Они не блестят, и их не видно, поэтому мы не называем их сокровищем.
* * *Поскольку мать сейчас не занята своим новым увлечением, она проводила меня в аэропорт. Однако в самом праздном в мире поселке в моду вошел Интернет. В каждой витрине компьютеры. Каждому, кто всецело отдался поискам Бога, известно, что он где-то там, в местах, затерявшихся между звезд, светящихся над горизонтом. Стоило матери покинуть клинику и освободиться от службы при докторе Ибарре, как она заинтересовалась связью с неизвестными на большие расстояния.
Очень рано по утрам в халате поверх ночной рубашки она проходит по изумительным залам нашего дома с видом на Ретиро и усаживается за компьютер. Домработница ставит рядом с ней поднос с завтраком, который мать сама же и приготовила. В завтрак обязательно входит только что отжатый сок, вареные яйца и приятно пахнущие дымящиеся тосты. Время от времени она произносит:
– Бедняжка, у нее здесь глаза разбегаются.
Для меня же эта женщина навсегда останется домработницей, хотя на самом деле она теперь и ключница, и управительница всеми остальными службами. Ей уже не нужно ничего делать самой – она уже не убирает квартиру, а лишь должна следить, чтобы все было убрано так, как это сделала бы она сама.
– Никак не могу уразуметь, как кто-то без определенных занятий, вроде тебя, становится миллионером, – любит она повторять каждый раз, когда здоровается со мной или прощается.
Перед отъездом из нашего поселка я подарил Эйлиену телескоп и сходил попрощаться с ветеринарами. Я сказал им, чтобы они больше не страдали, ибо Эдуардо находится там, где хотел быть. Я сказал им также, что слишком поздно понял, что Эдуардо, прежде чем уйти, заезжал ко мне, чтобы попрощаться со мной и преподнести дорогой подарок, который я тогда даже не воспринял таковым.
– Думаю, что он попрощался и с вами.
– Ты, наверное, прав, – ответил Ветеринар, опустив глаза.
– Как по-твоему, он будет счастлив? – спросила Марина, готовая поверить во что угодно.