— Вы сказали, что дети с синдромом Аспергера неукоснительно придерживаются правил. Это относится к Джейкобу?
— Да. Например, Джейкоб знает, что уроки начинаются в восемь двенадцать, и, поскольку это закон, всегда вовремя приходит в школу. Однажды мама сказала ему, что он опоздает в школу, потому что должен посетить стоматолога. У него случился приступ, он пробил рукой стену в спальне, его так и не смогли успокоить, чтобы отвести к врачу. В понимании Джейкоба его попросили нарушить правило.
— Он ударил кулаком в стену? Дети с синдромом Аспергера склонны к насилию? — спрашивает Оливер.
— Это миф. В действительности дети с синдромом Аспергера менее склонны к неповиновению, чем невротипичный ребенок, просто потому что знают: закон есть закон. Однако у детей с синдромом Аспергера очень низкий порог реакции «драться или бежать». Если он чувствует, что загнан в угол — вербально, физически, эмоционально, то либо бежит, либо слепо наносит удар.
— Вы когда-нибудь замечали подобное за Джейкобом?
— Да, — признается доктор Мун. — В прошлом году его оставили после уроков за то, что он оскорбил учителя. Оказалось, что на непристойное поведение его подтолкнула молодая особа, пообещав стать его другом, если он обругает учителя. Позже он отомстил ей, за что его отстранили от занятий.
— Что послужило причиной такого жестокого ответа со стороны Джейкоба?
— Полагаю, унижение.
— Вы говорили с ним об этом случае? — спрашивает Оливер.
— Говорила.
— Вы объяснили, что его жестокий ответ неуместен?
— Объяснила.
— Думаете, он понял, что поступил неправильно?
Она мгновение колеблется.
— Для Джейкоба понятия «правильно» и «неправильно» основываются не на общепринятых нравственных нормах. А на том, что ему разрешали делать и что делать запрещали. Если спросить его, хорошо ли бить других, он ответит отрицательно. Однако он тут же скажет, что нельзя смеяться над людьми, — по его мнению, девочка первой нарушила правило. Когда Джейкоб ударил ее, он думал не о том, что может сделать ей больно, и даже не о том, что его действия противоречат нормам поведения. Он думал о том, как она его обидела. И просто… дал сдачи.
Оливер подходит к свидетелю.
— Доктор Мурано, если я скажу, что за два дня до смерти Джесс Огилви поссорилась с Джейкобом и велела ему исчезнуть, по-вашему, как это могло повлиять на его поведение?
Она качает головой.
— Джесс была очень важна для Джейкоба: если бы они повздорили, он бы необычайно расстроился. Своим приходом к ней он недвусмысленно дал понять, что не знает, как поступить. Он следует заведенному порядку, а не позволяет раздуться ссоре. Вполне вероятно, что мозг Джейкоба расценил ссору следующим образом: «Джесс велела мне исчезнуть. Я не могу исчезнуть, потому что всегда знаю, где нахожусь. Это означает, что она на самом деле не это имела в виду, поэтому я буду продолжать жить, как будто она этих слов и не говорила». Джейкоб из слов Джесс не понял, что она не хочет его видеть. Это и отличает Джейкоба от сверстников — неспособность поставить себя на место Джесс. И когда другой ребенок может просто вести себя странно, Джейкобу совершенно чуждо сопереживание, его поступки и ощущения вращаются вокруг его собственных нужд. Он никогда не задумывался над чувствами Джесс. Единственное, что он понимает, — как сильно она обидела его, поссорившись.
— Джейкоб знает, что незаконно убивать человека?
— Совершенно точно. С его пристрастием к криминалистике он, скорее всего, может процитировать правовой статус с такой же легкостью, как и вы, мистер Бонд. Но для Джейкоба самосохранение — единственный нерушимый закон, который перевешивает остальные. Поэтому, как и в том случае с девочкой в школе, когда он вышел из себя из-за того, что она его унизила, — и искренне не понимал, в чем проблема, ведь она первая начала, — я лишь могу предположить, что так произошло и с Джесс.
Внезапно вскакивает Джейкоб.
— Я не выходил из себя! — кричит он, когда Эмма хватает его за руку, чтобы усадить на место.
Разумеется, тот факт, что он вспылил, тут же сводит его заверения на нет.
— Мистер Бонд, следите за своим клиентом, — предупреждает судья.
Оливер поворачивается. Сейчас он похож на солдат из фильмов, когда те достигают вершины холма, видят армию противника внизу и понимают: как бы там ни было, молиться некогда.
— Джейкоб, — вздыхает он. — Сядь.
— Мне нужен перерыв! — кричит Джейкоб.
Оливер смотрит на судью.
— Ваша честь?
Поспешно выводят присяжных, а Джейкоб чуть ли не бегом мчится в комнату сенсорной релаксации.
Отец выглядит абсолютно потерянным.
— И что теперь?
— Подождем пятнадцать минут.
— Может, мне… Ты пойдешь с ними?
До этого я ходил. Болтался в углу, развлекаясь резиновыми мячиками, пока Джейкоб разыгрывал свою партию. Но сейчас я смотрю на отца.
— Делай, как знаешь. Я останусь здесь.
Одно из моих первых воспоминаний: я болен и плачу не переставая. Джейкобу лет шесть-семь, и он без остановки просит маму, которая не спала из-за меня всю ночь, приготовить завтрак. Еще рано, солнце даже не появилось над горизонтом.
«Я есть хочу», — говорит Джейкоб.
«Знаю, но мне нужно сейчас позаботиться о Тео».
«А что с Тео?»
«У него болит горло, очень сильно».
Минуту Джейкоб переваривает полученную информацию.
«Держу пари, если Тео съест мороженое, его горлу полегчает».
«Джейкоб, — удивляется мама, — ты беспокоишься о здоровье Тео?»
«Я не хочу, чтобы у него болело горло», — отвечает Джейкоб.
«Мороженое! Мороженое!» — кричу я. И прошу не настоящее мороженое, а соевое, как и все остальные продукты в нашем холодильнике. Тем не менее это сладкое, а не завтрак.
Мама уступает.
«Хорошо, мороженое», — соглашается она.
Усаживает меня в стульчик и ставит тарелку. Она ставит тарелку и перед Джейкобом и гладит его по голове.
«Я скажу доктору Мун, что ты заботишься о брате», — говорит она.
Джейкоб ест мороженое.
«Наконец-то, — говорит он, — тишина и порядок».
Мама воспринимает его слова как попытку преодолеть синдром Аспергера и выразить сочувствие бедному, больному младшему брату.
Но я все понимаю, когда становлюсь старше: Джейкоб получил на завтрак мороженое, и ему даже не пришлось об этом просить.
Джейкоб заставил меня прекратить истерику.
В тот день брат не пытался помочь мне. Он пытался помочь себе.
ДЖЕЙКОБ
Я лежу под тяжелым одеялом, и мне кажется, что сотни рук прижимают меня к полу, кажется, что я глубоко на дне моря и не вижу солнца, не слышу, что происходит на берегу.
Я не терял над собой контроль.
Не знаю, почему доктор Мун так решила.
Не знаю, почему мама не встала и не начала возражать. Не знаю, почему Оливер не говорит правды.
Раньше мне снились кошмары, в которых солнце очень близко подходило к земле. Знал об этом только я один, потому что моя кожа, в отличие от остальных людей, чувствительна к малейшему изменению температуры. Несмотря на все мои попытки предупредить человечество, меня никто не слушал. В конечном итоге начали, словно факелы, возгораться деревья и мои родные сгорели заживо. Я просыпался, видел, как солнце встает из-за горизонта, и срывался, потому что откуда я мог знать наверняка, что мой кошмар — всего лишь сон, а не настоящее предостережение?
Думаю, сейчас происходит нечто подобное. После долгих лет, когда я воображал себя инопланетянином на этой земле — с чувствами более обостренными, чем у обычных людей, речевыми оборотами, которые им непонятны, и поведением, которое кажется странным на этой планете, но на моей родной планете, должно быть, считается вполне приемлемым, — как ни удивительно, мои фантазии начали сбываться. Правда — ложь, а ложь оказывается правдой. Присяжные верят тому, что слышат, а не тому, что у них перед глазами. И никто не слышит, как бы громко я ни кричал про себя.