Не так, огрызалась Амаль. А сама думала: как было бы хорошо.
Волны набегали на мокрую гальку согласно со звучанием струн. Амаль начала напевать - первые попавшиеся слова, без рифмы и смысла. Менестрель на свадьбе стеклодува не пел под эту мелодию, только играл. А мелодия-то хороша, грех испортить ее дурными стихами. Придут духи музыки и вырвут язык за насилье над красотою. Амаль, наигрывая, подумала, что из этого тоже получилась бы песня: про обозленных хранителей красоты, которые мстили бы за плохие песни и нескладные истории. Вынимали б язык и пересаживали его в кое-какое иное место, которое производит массу, далекую от искусства.
Волны колыхались, облизывали берег, игрались пенными барашками, вспухали и опадали. Амаль глядела и почти не видела, трогала одну струну за другой как можно нежнее, но арфа дребезжала все равно. Амаль выдохнула через нос. Не ее руки - для такого инструмента. Как говорит батюшка: дурь это все. Песни еще куда ни шло, всякий поет, у кого рот не занят, чтобы работа спорилась, а музыку сложную, высокую, требовательную к своему жрецу, оставить бы рожденным для нее. А не рыбакам.
Амаль унесла арфу из дома, чтобы не ругаться.
Море колыхалось, облака коротко набегали на солнце и тащили по воде растрепанные тени. Амаль сложила руки на колковую раму, прищурилась. Одна из теней разделилась на две. Дохлый тюлень или еще какая туша, подумала Амаль. Но на всякий случай встала, держа арфу у бедра, заслонилась ладонью. Хмыкнула, завернула арфу в полотно и оставила в тени камня, а сама, не одеваясь, побежала к воде.
Русалка вышла на сушу первая, а волосы еще долго волоклись за нею. Кончики их, сзелена синие, отсохли и отпали, остались водорослями на гальке. Русалка, с каждым вдохом все более похожая на человечью девицу, остановилась, широко расставила ноги, уперлась руками, где лопались и иссыхали перепонки меж пальцами, в колени, выпучила глаза и, широко раскрыв рот, принялась вдыхать. Вывалила язык до подбородка, обвела им зубы и губы, прошла враскорячку еще несколько шагов, путаясь ногами в волосах, и села на гальку. Амаль подошла, взяла ее под мышки, подняла на ноги. Русалка постояла и снова попыталась сесть, но Амаль удержала ее за пояс.
- Куда, куда, поранишься, - сказала она сначала по-человечьи, а потом по-подводному, издавая писк и треск. Русалочка затрещала, закликала языком в ответ. Подняла ногу, шатнувшись Амаль в руки, показала ступню с ранкой.
Конечно, по гальке-то побегай босой, подумала Амаль, подхватила русалку на руки, подождала, пока она смотает волосы, и пошла к облюбованному камню. У нее-то ступни погрубее, не такие нежные, как получаются из хвоста.
Амаль усадила русалку на камень, присела, взяла за щиколотку, задрала ногу. Русалка повалилась на спину, похрюкивая, зашлепала по камню руками. Потом положила другую ногу Амаль на плечо.
Чего это ты выдумала, сказала Амаль, махом порозовев. Я уже всему тебя научила, что такое ноги и что такое есть между ними и зачем. Теперь сама, а то твой жених с меня потом спросит.
Спросит, пропищала и прощелкала русалка, ноги с плеч не сняв. У другой, что Амаль держала в ладонях, по ступне шел порез. Амаль погоняла во рту слюну, отерла пальцами вокруг ранки, как могла, слизнула кровь, отплевалась от песка. В ступне засел осколок раковины. Амаль взялась ногтями, потянула, русалка заверещала, но скоро успокоилась. Амаль снова облизнула рану и сказала по-подводному: сиди тут, а я сейчас.
Быстро взобралась к деревьям, походила у них, отыскивая целебные листки, нарвала травы, спустилась обратно на берег. Русалка сидела на камне, развалив ноги в стороны, и следила за нею светлыми глазами. И волосы сохли и светлели. Просохнет вся - будет совсем человек.
Амаль и приняла ее за человека в первый раз, как увидела. Прекрасная светловолосая девушка сидела на камне у воды и махала ей, показывала на себя, шлепала ладонями по голым бедрам. И вся она была голая, ни клочка одежды. Ограбили, подумала тогда Амаль, поставила ведро и перехватила гарпун обеими руками. Или же выплыла, когда корабль разбился, ждет, пока кто-нибудь пройдет мимо. А одежду где-то сушит.
Но одежды, когда Амаль подошла, не обнаружилось, зато по всему телу и даже на лице девицы налипла прозрачная чешуя. Амаль спросила у нее, кто такова и что случилось, а девица выпрямилась, безо всякого стыда выпятив грудь, и запищала по-подводному: жду, мол, людей. Ты - люди?
Люди, сказала Амаль, неловко выдавливая из горла нужные звуки. Она понимала немного и еще меньше говорила, как раз достаточно, чтобы объясниться с морскими жителями, разрешить без смертоубийства, где чьи территории и какую рыбу ловить можно, а какую не трогать. Отец и другие рыбаки и того не могли, просили иногда Амаль растолковать. Разговоры выходили короткие: у морского народа свои дела, у земного свои. Да и страшно. Русалки любят щекотать и утаскивать с собою, переворачивать лодки, запутывать леску и рвать сети, а когда начнешь тянуть - накидывать ее на тебя и волочь на дно. Играют. Не всякий человек переживает такие игры.