– Да втащил бы ему, и дело с концом, – ответил другой голос, повыше и хриплый, – чего кланяться-то?
– Дак я и втащил! – раздался гогот. Шум был всё ближе. – Дак он в управу пошёл, не, ну ты могёшь себе представить, а?
– Найти надобно было его сразу, как вышел, шоб понял всё, – прорычал третий мужик, – их только так и… оппаньки, а это что у нас? – он наклонился к обочине и поднял покрывало. Фауст в ужасе закрыл рукой рот, чтоб не было слышно дыхания. – Ребзя, это ж шерсть фратейская, – настороженно сообщил он. – Походу какой богатей проезжал.
– Не было у нас никого, – рявкнул снова высокий голос. – Никак заграницу князья поехали?
– Или в крайнюю… – задумчиво протянул мужик, держащий покрывало. – Пойдёмте-ка дальше, мож и догоним. А как встретим, побеседуем с ними по душам.
Голоса снова двинулись по дороге, в сторону Осочьей. Как только они стали достаточно тихими, чтобы нельзя было разобрать слов, Фауст выдохнул и выполз на дорогу. Все ноги чесались от муравьиных укусов, и покрывала – действительно, дорогого, хоть и порядком затасканного, – жаль было безмерно. Зато на страхе он готов был бежать до Пестовки хоть вприпрыжку, чтоб поскорей добраться до обжитых мест. Да и своему решению не ложиться он сейчас был благодарен. Что бы эти мужики сделали с одиноким спящим путником?
Мысли о том, что толпа позади могла развернуться и в любой момент пойти обратно, здорово его подбадривали. В моменты, когда ноги уже не хотели шевелиться, Фауст строго напоминал себе, что присесть ему некуда, а всё потому, что далеко за спиной идут негостеприимные хозяева здешних мест; и, ежели хочется присесть, шёл бы ты, мастер, до самой Пестовки без остановок. На уговорах и угрозах самому себе он в итоге прошёл до самого рассвета. И в момент, когда тёплые розовые лучи начали бледнеть, вдали показалась наконец небольшая деревянная дозорная башенка.
– Добрался, – выдохнул Фауст, – добрался! – вид ограды настолько его обрадовал, что дыхание восстановилось, и ноги уже перестали гудеть, как раньше. С каждым шагом деревню было видно всё лучше. Она была куда больше готова к встрече с неприятелем: ограда стояла выше человеческого роста, ворота, право, выдержат небольшой таран, а по краям стояли небольшие крепостные строения: тоже, впрочем, из дерева, и уже порядком побитые.
Дойдя до ворот, он остановился, чтоб перевести дух. Из-за ограды до него донёсся аромат свежих булок, и юноша вновь понял, как же он устал и проголодался. Медлить было нельзя.
– Эй! – он заколотил в ворота. – Эй, отзовитесь!
В воротах открылось маленькое смотровое окошко. Из него высунулось лицо караульного, пожилого уже человека, обросшего и смешливого.
– Никого пускать не велено, – объявил он, – кем будешь-то?
Ох, ну нет же, ну не сейчас!
– Мастер заграничный, – огрызнулся Фауст. Из-за открытого окошка запах выпечки стал ещё ярче, и живот свело судорогой. – Мастер и лекарь.
– Эвона как, – протянул караульный. – Ну что ж, мастер и лекарь, хозяин-то наш велел не пропускать никого. Шёл бы ты дальше своей дорогой, а?
– Слушай… – парень почувствовал, как раздражение от усталости начинает переходить в злость, – я голоден и хочу спать. Всё, что мне от вас нужно – это кровать и кабак. Что я должен сделать, чтоб ты меня впустил?
Старик покачал головой.
– Откупиться от всего караула у тебя не выйдет, парниш. А подручник строго-настрого запретил пускать чужих ближайшие два дня.
«Подручник?»
– Стой… – пробормотал Фауст, – сейчас… – он покопался в своём свёртке и выудил оттуда сложенный вчетверо листок. – А так?
Дозорный развернул бумажку и поднял брови.
– Уж не знаю, – ошарашенно протянул он, – чем ты, господин, выслужился перед семьёй Креца, но, похоже, тебя нежеланным гостем мы назвать не можем. Эй, Жан, открывай ворота! – крикнул он куда-то в сторону. Пронзительный скрип петель, раздавшийся сразу после, был для Фауста слаще музыки. Караульный по ту сторону ворот встретил его удивлённым, но всё ж уважительным взглядом.
– Хоть какую-то пользу Осочья принесла, – едва слышно проворчал мастер. – Где у вас тут таверна?
Старик махнул рукой в сторону дороги.
– Прям вот до конца и ступай. Только вряд ли тебе разносолы подадут – из-за праздников все повара сейчас у головы заняты.
– А что за праздники? – настороженно спросил парень
– Средняя дочь головы замуж идёт, – старик развёл руками. – Двое суток гулять хотят. Потому и от чужих закрылись, чтоб под шумок каких беспорядков не начали.