– Мне, право, не очень нравится, что вы проводите… подобное в одном со мной зале, – дама чуть вздохнула и выпрямилась на стуле.
– Ну вот и шла бы своей дорогой, – пробормотал какой-то старик чуть поодаль.
– А ещё, – с нажимом продолжала та, – мне не нравится, что в присутствии дворянина и целого отряда дозорных вы пытаетесь устраивать самосуд всего лишь на основании рассказов каких-то… каких-то… – она замедлилась в попытках подобрать нужное слово, но в итоге снова вздохнула, а после нахмурилась. – Если учесть, в сколь серьёзном преступлении вы его обвиняете, я настаиваю на том, чтобы сопроводить его во Флоссфурт для суда. Разрушение храма, – она дёрнула плечиками, – для такого проступка деревенские решалы слишком уж малы. Его могут судить только в столице.
Толпа молчала, продолжая недовольно смотреть на аристократку. Та явно наслаждалась тем, что ей не смеют ответить хоть что-то наперекор.
– Все согласны, как я погляжу? – она поднялась на ноги и подала знак отряду караульных, которые сидели подле неё. Мужчины встали и прошли к выходу. – Отдайте ему вещи, – велела госпожа, – их будут рассматривать служащие канцелярии и столичной управы. Мастер, следуйте за мной.
Мужики расступились, на прощанье плюнув ему под ноги. Фауст схватил протянутый ему свёрток и подбежал к своей спасительнице. Почему-то он был уверен, что страшный столичный суд встанет на его сторону. Или, по крайней мере, выслушает всё, что тот скажет.
Дама около повозки тихо переговаривалась с, похоже, командиром её отряда. Тот разочарованно покачал головой, но открыл дверь кареты и пропустил даму внутрь. Та обернулась на Фауста.
– Чего ждёте, мастер? Поднимайтесь, – велела она, – или, уж будьте уверены, вам помогут, – парень вздрогнул. На негнущихся ногах он подошёл к повозке и осторожно забрался внутрь. Снаружи послышались команды и тихая ругань, и, наконец, повозка тронулась.
– Что скажете? – дама хмуро глядела ему в глаза. Холодную красоту и тонкие черты не портили даже насупленные брови и поджатые губы.
– Почему вы называли меня мастером? – тихо спросил Фауст. Та подняла брови в удивлении.
– Дайте-ка подумать… может быть, потому что на вас платье Маатании, а на шее висит медальон храмового адепта? – она покачала головой. – Нужно быть чрезвычайно наивным человеком, чтобы подумать, что вас примут за своего, как бы хорошо вы ни понимали наш язык. Как вас зовут?
– Фауст, – тихо ответил тот.
– Из какой ты семьи, мастер Фауст? – дама сложила руки на коленях и внимательно посмотрела на него.
– Я сын Тертия из рода Эрваров.
Она пристально посмотрела на его лицо, а после снова подняла брови.
– Похож… – наконец пробормотала она. – А я всё думала, почему лицо кажется знакомым… я не знаю, – продолжила она в полный голос, – какая нужда заставляет наследника такого рода разъезжать скоморохом. Стой, – она подняла ладонь, – я не хочу того знать. А теперь расскажи мне, мастер Фауст из рода Эрваров, что ты успел натворить с тех пор, как пересёк границу Флооса?
– Мы же едем на суд, – негромко ответил тот. – В столицу. Зачем мне сейчас что-то говорить?
Аристократка в бессилии приложила ладонь ко лбу, тихо вздохнула и вновь села прямо.
– Не будет столичного суда, – отрезала она, – если ты сможешь мне внятно объяснить, что и по каким причинам происходило вокруг тебя. Мой титул позволяет судить преступления этой тяжести. Но мне почему-то кажется, что ты мало в чём виноват… поправь, если я ошибаюсь.
Юноша покачал головой.
– Я слышала вчера в разговорах, что ты собрался до Ивкальга, – продолжала она. – Если я решу, что ты не виновен, то высажу тебя именно там. Сама я, действительно, направляюсь во Флоссфурт. А теперь расскажи мне всё с того момента, как ты пересёк ваш мост.
И Фауст рассказал.
Он рассказал про помощь больным в Осочьей, про концерт, который так понравился детям. Про советы для скота и про рассказ Лотара. Рассказал про угрозы и обещанную награду. Про то, что пожар начался без умысла, хоть и по его вине. Про свой позорный побег из деревни, про путь по степи и толпу лиходеев, что встретил по пути в Пестовку. Он рассказал про свадьбу и игры за столом, про неудачное падение Лианны и то, как он её спас. Дойдя в воспоминаниях до встречи с женихом, Фауст снова запнулся, почувствовав горечь и обиду – за себя, за несправедливо обиженную невесту, за упавшего вчера с дерева мальчишку, и за людей, которым он ещё не поможет в будущем.
– Я слушаю, – тихо сказала дама. Он очнулся и продолжил свой монолог. Дойдя до сегодняшнего утра, Фауст наконец замолчал и с тоской посмотрел ей в глаза.