– Почему я здесь? – пробормотал он. Голос был сиплый, горло болело. Похоже, он уже давно лежал на мокром полу под сквозняком.
Дозорный усмехнулся по-доброму.
– Ты хочешь узнать, почему тебя взяли, или почему ты именно в этой камере?
Тот снова пожал плечами.
– Что-то ты совсем плох… – пробормотал вояка. – Взяли тебя по обвинению в соглядатайстве по доносу. Ждём, когда приедет кто из властей повыше. Новость быстро расползлась, народ тебе, честно признаться, не очень рад. Потому ты и здесь, – настал теперь его черёд пожимать плечами, – это одно из самых защищённых от гостей снаружи и снутри мест в остроге. Очень выйдет неловко, ежели Его Светлость тебя найдёт задушенным после ночи, а?
– В городе есть другие чужеземцы, – прошептал Фауст. – Я видел на ярмарке. Почему закрыли именно меня?
Дозорный покачал головой и сел на камень, поджав ноги, чтоб было теплее.
– Потому что они предупреждали о своём приезде. Потому что они отмечались на въезде в город, и о них знали в управе. Потому что они не вредили жителям Ивкальга.
– Я тоже не вредил.
Паренёк вздохнул.
– Если ты действительно невиновен, тебя отпустят. А если всё, что про тебя болтают, правда, так ещё и денег сверху дадут, чтоб дело замять. Но в управе сейчас сидят несколько офицеров, глава торговых кварталов да названный управляющий, они по твоему поводу ничего не могут решать, пока не приедет великий князь.
– То есть схватить они меня смогли, а отпустить – не могут, – пробормотал мастер, – занятно…
– Они волнуются за порядок в городе, – негромко ответил дозорный, – и за свои места.
Фауст кивнул и снова ткнулся подбородком в колени.
– А что с твоей ногой? Почему хромал?
Охранник махнул рукой.
– Не важно. Поранил, зажить никак не может. Какое тебе до того дело?
Перед глазами Фауста вновь появилось лицо Исы, добродушно усмехающегося в бороду и качающего головой.
– Хочешь, помогу? Принеси мои вещи, я посмотрю твою ногу.
Паренёк отодвинулся к двери и недоверчиво посмотрел на мастера.
– Мне вот зачем тебе вещи твои отдавать? Ты с ними что делать собрался, а? Меня ж повесят, если ты сбежишь отсюда в мой караул.
Фауст грустно усмехнулся и кивнул на цепь, сковывающую ногу.
– Как я отсюда сбегу… слушай, меня же не за убийство закрыли. Я людям зла никакого не делал никогда. Принеси вещи… будешь всё делать сам… я, – он закашлял от давящей боли в горле, слишком уж много оказалось для него слов, – вот на этом месте останусь сидеть, – продолжил он свистящим шёпотом.
Дозорный встал с места и, не сводя с пленника недовольного взгляда, спиной вперёд вышел из камеры, напоследок хлопнув дверью и резким движением заперев все засовы. Фауст тихо вздохнул и, поднявшись на ноги, добрался-таки до еды. Правой ногой шевелить было трудно, цепь оказалась тяжёлой и врезающейся в кожу. Вода в чашке была почти ледяной, густой суп в тарелке – остывшим, с противной жирной плёнкой поверх. Не то, что нужно для восстановления после сна на таком холоде. А в вещах, кажется, ещё лежала пара бутылок мёда. Вот бы они сейчас пригодились согреться. Едва он закончил свой нехитрый обед – или ужин?, – дверь снова распахнулась. На входе стоял уже ему знакомый дозорный, который держал в руках тот самый свёрток и с недоверием глядел на своего пленника.
– К стене отойди, – велел он, – не то уйду сейчас, – Фауст кивнул и медленным шагом отошёл на место. Охранник зашёл в комнату, прикрыл дверь и положил свёрток на пол, выбрав место посуше.
– Ну давай, показывай, – он замотал штанину наверх, – что мне с этим делать, – прямо над ступнёй позади была резаная рана. Нанёс её явно кто-то умелый – в уличной драке ноги не подсекают.
Фауст закашлялся снова.
– Тебе бы ходить поменьше, – пробормотал он, – чтоб зажило. Промыть можно или водкой крепкой, или я могу сейчас масло купоросное развести, это уж чему ты больше веришь. И замотай потом плотно, чтоб ступня двинуться не могла. Как тебя звать?
– Лазарь, – дозорный всё ещё смотрел на него недоверчиво, но уже с долей уважения.
– Где ты это получил, Лазарь? – прошептал мастер. Тот выпрямился и махнул рукой.
– Успокаивал дебошира в кабаке с несколько дней назад. Кто ж знал, что он фронтовой, – паренёк усмехнулся грустно, – и привык насмерть резать, а не в морду кулаком бить. Сапоги ещё эти… – он поморщился, – водку найду на кухне. Твоей дрянью не хочу себе никуда лить.
– Обувь под размер себе найди потом, – посоветовал Фауст, – меряй уже после того, как ногу завяжешь.