Они поехали сразу после. На развилке возник спор, по какой дороге ехать; Фауст только махнул рукой в сторону незнакомого ему тракта. Не стоит им проезжать там же, где он успел показаться. Они останавливались ещё несколько раз, меняли лошадей, чтоб они успевали отдохнуть, а Гней продолжал на каждой остановке варить свои странные горькие чаи. Марк на одном из привалов у медленной речушки умудрился поймать карпа, которого тотчас пустили на пустую уху со щавелем. Весь суп заставили выпить Фауста, остальные мастера тоскливо жевали свои припасы. Стояли они ровно столько, сколько требовалось; как только дела завершались, они сразу ехали дальше. Фауст почти не говорил, только просил, чтоб поторапливались, насколько можно. Корнелия садилась рядом с ним, и он засыпал то на её коленях, то схватив дрожащими пальцами тонкую девичью руку. Ребята начали потихоньку общаться, однако голоса были тихими, чтоб не беспокоить больного, а темы – отвлечёнными, чтоб не скатиться в привычные ссоры. На той же речке им встретилась мельница; Марк, вздохнув, взял денег и отправился внутрь. Обратно он вышел с ощипанной куриной тушкой.
На второй день травяных горьких настоев жар наконец-то начал спадать. Ноги всё ещё горели, да и кашель не пропал никуда. Но хотя бы просто лежать было уже не так больно. В городок они заезжать не стали – объехали по краю и двинулись дальше. Марк никому не уступал место возничего, и очень нахваливал Мяту, её покорность и знание команд. По части дисциплины Ромашка с ней ни в какое сравнение не шла.
Когда на следующие сутки Фаусту стало легче настолько, что он больше не задыхался в кашле после каждой произнесённой фразы, он наконец вылез из-под своих одеял и велел Гнею достать дневник. Там немного было написано, только про первые две деревушки – да и то не полностью. Когда мастера прочитали записи, он, то и дело прерываясь на свой горький чай, принялся рассказывать дальше. На медвежьей княжне Марк не смог сдержать изумления – он сразу вспомнил, кто это такая. А, как только рассказ дошёл до столичных музыкантов и прогулок с девчонкой, Корнелия засопела недовольно, но вида не подала.
– Так значит, у нас не совпадают праздники в честь начала новой луны… и надо было поспешить, – вздохнул Марк. – Кто ж знал? Если б были все вместе в городе, то, верно, всё было б хорошо.
Фауст грустно кивнул, укутавшись в покрывало. Он продолжил рассказ – про внезапный караул с утра, про неделю в темнице. Про охранника, который, казалось, один в городе отнёсся к нему, как к человеку, про бунтарей на улицах и про сегодняшнее утро. Единственное, о чём он не стал рассказывать – так это про его видения, которые терзали его днём и ночью.
– Прямо за мной обрушились горящие балконы на проезд, – закончил наконец он, – я слышал, что он командовал обойти площадь другими дорогами, но, похоже, задержался из-за паникующей толпы. Я потому так и торопился, – едва слышно добавил Фауст, – не знал, когда нагонят… и что будет после.
Корнелия положила ладонь на его руку.
– Теперь всё хорошо, – тихо ответила она, – ты в безопасности. Ещё немного, и мы пересечём мост. Там тебя точно никто не достанет.
Он кивнул чуть заметно. Марк снова полез менять лошадей для отдыху, Гней занял тёплый медвежий мех и задремал, а Корнелия опёрлась тихонечко на его плечо и замолчала. Фауст думал о том, что его ждёт дальше. Он понимал, что последствия сегодняшнего дня будут не только у раненых жителей Ивкальга. Понимал, что, если он доложит о послах, ему придётся выдать всю правду о том, что произошло в городе и деревнях по пути. И ещё понимал, что разразившийся после скандал навсегда закроет ему путь к наследству. Корнелия осторожно тронула его за плечо.
– Тебя беспокоит что-то? – спросил она, глянув ему в глаза. Он пожал плечами.
– Я думал дать жалобу в королевскую приёмную, чтоб они решили вопрос с посольством, – негромко ответил он и чуть кашлянул, – а сейчас вдруг понял, что после проблем не оберёшься. А если не дать… наверняка кто придёт из Ивкальга. Со всех сторон всё паршиво.
– Оттуда никто не придёт, – девушка покачала головой, – иначе им придётся признаться нашим властям, что они без суда хотели казнить чужестранного аристократа. Последствия после того будут похуже сожжённой площади.
– Думаешь?.. – недоверчиво спросил Фауст. Она кивнула.
– Если ты хочешь спокойствия, – она снова взяла его за руку, – не говори никому. Оставь это только между нами. Пока о том никто не знает, ты в безопасности.