Определённо, с такой любовью к патетике ей следовало изображать не Аида, а Гермеса в депрессии.
Персефона попыталась представить Эмпусу, изображающую Гермеса, изображающего Гекату, и поняла, что её сознание просто не в состоянии вместить этот шизофренический бред.
Поэтому она решила быстрее вернуться к первоначальному плану.
— Там, в озере, был какой-то голый мужик. Утверждал, что Аид, — небрежным тоном сказала она, разглядывая даже не тёмные глаза «Аида» (с её точки зрения они все равно были недостаточно тёмными), а оранжевые отблески пламени на его острых скулах.
Эмпуса под личиной Владыки явно занервничала, чем снова выдала себя. Настоящего Аида такой мелочью точно было не пронять.
— Грязная ложь!
Царице было очень легко представить, как эти слова произносит Эмпуса: как надувает щёки, гневно сверкает глазами и бьёт ослиным копытом.
Только в устах Владыки они совсем не звучали.
— Я тоже так подумала, — сказала она. — Пришлось его обезвредить. Лежит на песочке, связанный лианами, с кляпом из травы. Пойдём, посмотрим, может, расскажет чего.
«Аид» не думал, что это хорошая идея. Ещё бы! Персефона была уверена, что появление «конкурента», даже в связанном виде, не входит в планы Эмпусы. Или входит? Царица не представляла, как можно разработать такой гениальный план с ядовитой водой и не учесть, что Минта, Гермес или Персефона тоже решат прогуляться к озеру. Или Эмпуса планировала избавиться от них каким-то другим способом?..
Царица вспомнила своё пробуждение: лёгкую дрожь не от то холода, не то от ощущения опасности, и «Аида», бегущего к ней с одеялом наперевес.
А вдруг с одеялом что-то было не так?..
— Минта, Гермес! — крикнула царица прежде, чем лже-Аид придумал, что ответить. — Быстро сюда! У нас тут нарисовалась злобная пародия на Аида.
Хихиканье из кустов стихло, и вскоре на полянку вылезли до ужаса довольная Минта и похоронно-мрачный Гермес в мятом хитоне.
— Кто-кто там у вас?! — восторженно завопила нимфа.
— Аид, — сказала Персефона, едва сдерживая улыбку. — Даже два.
— В каком смысле «два»? — спросил Гермес, мрачнея на глазах.
Казалось бы, куда там было ещё мрачнеть, но Психопомп справился. Царица одобрительно кивнула, заметив ужас понимания, заплескавшийся в его глазах, и, как ни в чём не бывало повернувшись спиной к своим спутникам, принялась спускаться к озеру.
Луна освещала слабо, костёр остался левее, и царица то и дело натыкалась на какие-то корни, словно была простой смертной, а не Владычицей Подземного мира.
— Хватит копаться, — бросила она через плечо. — Посмотрим на пленника, и вы вернётесь к своим приятным занятиям.
— Чего приятного в том, что меня затащили в кусты и изнасиловали, — проворчала Минта, не трогаясь с места.
— Что?! — завопил Гермес. — Так это я тебя изнасиловал?! Я?!
— Привыкай, — улыбнулась Персефона. — Сестричка всегда так делает. Сначала тащит на ложе всё, что шевелится, а потом обвиняет в изнасилованиях. Это нормально.
Минта гордо задрала нос. Психопомп фыркнул и посторонился, пропуская «Аида» вперед. Тот нервно озирался, видно, чувствовал подвох. Может, улыбка царицы вышла слишком многообещающей?..
Персефона стерла улыбку с лица, подождала, пока лже-Аид не поравняется с ней, и вытянула руку:
— Вот он.
На песке, у самой воды, лежало какое-то тёмное тело. «Аид» замер, присматриваясь, но подойти не решился.
Ему оставалось совсем немного до роковой черты — черты, нарисованной ветром, травой и песком. Он медлил, чувствуя неладное — и правильно, в общем-то, чувствовал.
Персефона сделала шаг назад: теперь она тоже стояла перед чертой, а не слева, как до того.
Впрочем, она могла встать за чертой и даже попрыгать — ловушка реагировала на команду.
— Осторожно, не упади, — холодно сказала царица и толкнула самозванца в плечо.
— Что ты делаешь! — завопил «Аид», теряя равновесие. — А-а-а!!!
Стараясь удержаться от падения, он поставил ногу в центр едва заметного круга. Владычица холодно произнесла не совсем цензурное варварское слово, служившее паролем, и песок вдруг рухнул вниз, а самозванец оказался на дне огромной ямы.