Когда же она позовет его? И как покажет, что отказывается от своего жениха? От нее требуется всего лишь одно слово, чтобы стать женой этого человека. Зохон, который считал Йодиллу созданием нежным и робким, полагал, что, скорее всего, она просто промолчит. И когда она ничего не ответит, он, Зохон, помедлит — всего лишь мгновение, — чтобы люди услышали тишину, а затем нанесет удар.
Мампо лежал на скамье в комнате, где одевались манахи. Ларс Янус Хакел собственноручно разминал его напряженные мышцы.
— Мальчик, мальчик! — вздыхая, приговаривал Хакел. Ты возродил меня! У тебя есть дар, подобный тому, что когда-то был у меня.
Мампо не отвечал. Перевязанные раны ныли, но он не обращал на боль внимания. Он чувствовал одновременно подъем и ужас — казалось, эти два чувства перемешались в нем. Кестрель вернулась. А он убил человека. Откуда здесь Кесс?
Нужна ли ей его помощь? Зачем он убил своего соперника? За что? Этот огромный человек не был его врагом.
В то мгновение в мире манахи, живущем по своим законам, это казалось необходимым, даже неизбежным. Но сейчас, когда Мампо лежал на скамье и чувствовал, как кровь струится по венам, тот, другой, тоже лежал на скамье неподалеку и ему уже не суждено было подняться. Кестрель вернулась, а он ушел. Почему?
— Как же ты узнал? — изумлялся Хакел. — Убить такого громадного человека можно только одним движением, и ты выбрал именно его. Я никогда не учил тебя этому.
— Я не хотел убивать его.
— Однако убил. Сегодня он сражался в последний раз.
— Я сожалею.
— Он ступил на арену, готовый к тому! чтобы умереть, так же как и ты. Эту манаху ты выиграл.
Мампо с трудом сел.
— Я должен вернуться.
— Хочешь посмотреть на свадьбу? Иди же.
Несколько рабов обмывали мертвое тело, готовя его к погребальному обряду. Женщина, вероятно жена чемпиона, стояла на коленях и гладила мертвое лицо.
— Я никогда больше не буду сражаться, — произнес Мампо.
— Все манахи говорят так после первого убитого соперника, — спокойно отвечал наставник. — И все возвращаются. Достаточно одного раза — и ты не сможешь больше жить без этого.
Мампо потянулся за своей тренировочной одеждой и натянул ее на себя, морщась от боли.
— Я должен вернуться, — снова сказал он.
Что-то происходит, он чувствовал это. Он может понадобиться Кестрель.
Наконец Йодилла в сопровождении своей служанки вернулась на арену и была отведена на место, предназначенное для невесты, с одной стороны посыпанного песком пространства.
Мариус Симеон Ортиз стоял с другой стороны арены и ждал, когда вступит музыка. Он заметил, что Йодилла дрожит. «Ну и пусть, — подумал Ортиз. — Меня это не касается». Он не сводил глаз с Кестрель.
Теперь, когда до обмена клятвами оставалось совсем немного времени, Йоди принялась плакать. Она громко засопела под вуалью, и Ланки, услышав этот звук, тоже заплакала.
— Ах, моя детка, — тихонько скулила она. — Ах, моя бедная детка!..
Мампо тихонько пробрался в зал и встал недалеко от входа, откуда он мог видеть Кестрель. Кесс, напрягшись в ожидании критического момента, смотрела на Сирей. Сирей глядела через арену на Бомена. Бомен же взирал вверх, на Доминатора.
Доминатор поднял скрипку, положил ее на плечо и легко провел смычком по струнам. Первая нежная низкая нота прозвучала над ареной. Остальные музыканты ответили ей, и мелодия полилась. На восьмом такте слаженно вступил хор. С этого мгновения каждое движение церемонии определялось музыкой.
Ортиз сделал шаг вперед и остановился. Повинуясь легкому тычку Мирона Граффа, Йодилла, в свою очередь, тоже шагнула вперед. Скрипка правителя вывела следующую музыкальную фразу, прочие инструменты подхватили ее. За стенами парадного зала все хоры и ансамбли, управляемые помощниками дирижера, одновременно играли ту же мелодию.
Ортиз, двигаясь так, как учили его на репетиции, чувствовал себя, словно только что пробудился от сна. Медленные шаги — всего пять — приближали его к Йодилле, но глаза жениха не отрывались от Кестрель. Ортиз услышал скрипку Доминатора и сделал следующий шаг, но, даже пребывая в состоянии транса, он понимал: перед ним лежит непреодолимый выбор. Возлюбленный господин желает, чтобы он женился на принцессе. Как может он не подчиниться? Но когда Ортиз смотрел на юную девушку с темными глазами — ту, что танцевала с ним тантараццу, ту, что стала для него дороже жизни, — он недоумевал, как можно полюбить кого-нибудь, кроме нее?
Ортиз сделал третий шаг.
Йодилла ощутила, как Графф легко потянул ее за руку, и шагнула в третий раз, став еще ближе к своему будущему мужу. После третьего шага, как учила ее мать, принцесса подняла глаза. Она увидела облаченного в белое жениха, а за ним, бледный и серьезный, стоял Бомен. «Он сказал, что скоро здесь будет очень неспокойно, — вспомнила Сирей. — Он считает, что я слабая и глупая и нуждаюсь в защите. Но именно я стану причиной беспокойства. Он увидит, он узнает. Я вовсе не такая бестолковая, как все они думают».
Снова раздалось скрипичное соло, и хранитель покоев Доминатора потянул Йодиллу за накидку. Сирей сделала четвертый шаг.