Смерть ожидала Инесс. Две дюжины человек, облаченных в траурные одежды, окружили украшенный черными лентами стального цвета катафалк. У входа в церковь были расставлены венки: между ивовыми прутьями натянуты синие и гранатового цвета ленты, на них серебром — слова сожаления и нежности близких и друзей.
Сердце Инесс сжалось: недобрый знак. Она стремительно вошла в ярко освещенную церковь, окунула пальцы в кропильницу, перекрестилась и склонила голову в ответ на приветствие священника. Он принял ее за родственницу покойного. Он вернулся на свой пост на пороге своего «дома», вид у него был чопорный. Инесс отметила, что внешность его не соответствовала выбранному роду занятий: толстое лицо походило на надутый воздушный шар, щеки и подбородок лоснились от жира, маленькие голубые глаза едва угадывались в складках плоти.
Он стоял и смотрел на Инесс, которая повернула направо. «Еще одна грешница, пришедшая просить милости у Христа», — подумал он без всякого сочувствия. Ежедневно перед его глазами проходила длинная вереница людей, жаждущих чуда. Если бы он меньше думал о себе и больше — о вере, он бы передал реликвию Ватикану. Но по здравом рассуждении решил не делать этого, поскольку пребывание ее в храме приносило лично ему немалый доход.
Инесс приблизилась к специальному алтарю, на котором, сложенная, покоилась тупика. На первый взгляд в ней не было ничего необычного. Она положила левую руку на стекло, чтобы напитаться энергией реликвии. Отец научил ее черпать силы из священных предметов. Инесс вспомнила, как однажды в часовне Гранады держала в руках оливкового дерева крест V века, потом память подбросила новый образ: она в отцовской библиотеке, а перед ней — три дарохранительницы, принадлежавшие папе Григорию IX, активно боровшемуся с ересью при помощи Великой инквизиции. Последнее воспоминание не было приятным, поскольку наводило на мысли о кострах, на которых, ужасно страдая, сгорали люди.
Как много людей страстно молились перед этим одеянием, принадлежавшем Христу! Мария Медичи и Анна Австрийская прикасались к нему дрожащими губами. Короли и простые крестьяне становились перед ним на колени, моля о прощении грехов. Сколько здесь дано обетов, сколько зажглось надежд…
Круговорот веков поглотил Инесс. Она даже не пыталась сопротивляться увлекавшим ее силам, которые бросали ее то в центр бурных процессий, то на великие мессы, отправляемые на латыни, то в ряды обращенных в христианство дикарей. И вдруг новое видение: в пепельно-сером небе развеваются римские флаги, установленные на холме. Там же стоят три креста, на которых распяты казненные.
«Господи Иисусе, верую в Тебя!» — прошептала она, чувствуя, как почва уходит из-под ног.
Путешествие в прошлое окончилось. Звук органа заставил ее вздрогнуть. Базилика содрогалась от этих звуков до самого своего основания. Она постепенно наполнялась верующими. Откуда взялись все эти люди? У входа их была жалкая горсточка… Инесс наблюдала, как они рассаживаются по скамьям. Мощная песнь органа поднималась к своду. Религиозная музыка, воспроизводимая с помощью лабиальных и язычковых регистров восхитительного музыкального инструмента, смешалась со звуками скрипки, флейты, английского рожка, крумгорна, свирели, фагота и человеческого голоса, возвещая помещение гроба в неф. Служащие похоронного бюро поставили его на постамент перед алтарем. Дубовый гроб был украшен латунным крестом. Мужчина в черном костюме, подойдя, накрыл его венком из красных гвоздик и папоротника, затем священник обратился с речью ко всем собравшимся, исполнив первую часть ритуала так, как того желал Бенедикт XVI — на латыни. Его мощный голос подчинил себе Инесс: «Requiem aeterna dona eis Domine, еt lux регрetua, luceat еis». — «Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть светит им».
Он продолжал согласно традиции, затем, благословив и окурив гроб кадилом, обратился к собравшимся на французском, призывая в свидетели святого покровителя базилики.
«О блаженный Дионисий!
Увидь своих собратьев по вере, собравшихся вокруг твоего алтаря, и нашего брата Реймона, который был призван Господом.
Он идет к тебе, чтобы воздать почести и вознести свои искренние молитвы.
С того самого дня, как твое апостольское служение было увенчано мученической смертью, восславив веру Иисуса Христа в этом районе Парижа, имя твое всегда будет произноситься здесь с благоговением. И ты в ответ никогда не оставлял Париж, и близлежащие области, и всю Францию своей заботой и защитой.
Сюда, в твой храм, часто приходили наши отцы, чтобы оплакать своих умерших, отпраздновать свои радости или в дни опасности, глядя на хоругвь, которая затеняет твою могилу, обрести надежду на процветание Родины.