Замечание повисло в воздухе. Но старшая дама этого не заметила. И отхлебнула из своего бокала так, как здоровый, усатый мужик отхлебывает пиво из глиняной кружки. Когда-то в этой женщине била сила. Теперь эта сила скисла. Она всегда была за стеной алкоголя и глупых, гладких голышей слов, к ней невозможно было достучаться. Ее голубые глаза были, как бронированное стекло. И если бы она не располагалась так близко. Она всегда располагалась близко и напирала грудью. И пахло от нее кислятиной.
- Эвелина! - женщина трахнула свой бокал об стол, и вино бы выплеснулось, но его там уже не было. - Эвелина! - снова выкрикнула она в пространство.
Он мельком увидел сбоку глаз Дианы, как будто голубой алмаз вспыхнул. Он промолчал. В конце концов, женщина имела право общаться со своей дочерью. Если дозовется.
Он отпил из своего стакана с джином и снова засмотрелся в небо, позволяя тонкой можжевеловой струйке пропутешествовать в русло крови. У плеча он ощущал молчание Дианы. Ему очень хотелось до нее дотронуться, но он не стал этого делать. В конце концов, это должно было как-нибудь закончиться. Старшая женщина, сопя, собиралась с силами, чтобы еще что-нибудь сказать, но пока еще ничего не придумала.
“Зачем она приехала? - как всегда, с меланхолическим удивлением раздумывал он. - Она не любит ни меня, ни дочь. У нее есть деньги, любовник, хороший дом. Зачем она?”
Совершенно для него неожиданно Диана села к нему на колени и обняла рукой за шею.
- Эй!
В прежние времена женщина взвизгнула бы. Но теперь мокрота из прокуренных и сейчас отепленных алкоголем легких всклокотнула у нее в горле, и получился хриплый карк. Поэтому она громко сглотнула прежде, чем продолжить.
“Боже, какая мерзость”, - подумал он.
- Ты не можешь в семнадцать лет обниматься с отцом! - выкрикнула женщина.
Жилы на ее шее напряглись, как веревки. Похоже, вариация возвращалась в прежнее русло на новом витке спирали, похоже, женщина стала воспринимать Диану, как свою дочь.
- Почему? - спокойно спросила Диана-Эвелина, - Он любит меня. И я люблю его, - она вспыхнула на него голубым взглядом, снизу вверх.
Он очень ждал, что женщина сейчас выкрикнет что-нибудь хамское, и все акценты будут расставлены. Но неожиданно она промолчала, и он ощутил даже некую смутную гордость за нее - все-таки его жена не была дурой. Она вытряхнула из пачки крепкую “галуазину” и прикурила от золотой зажигалки.
- Вот как? - холодно спросила она и прищурилась от дыма жестко. Глаза ее просветлели, стали стальными, совсем не пьяными. - Завтра Эвелина уедет со мной, - твердо сказала женщина.
- Да-а-а? - Диана с преувеличенным удивление обернулась к ней. - И как, интересно, ты рассчитываешь заставить меня это сделать?
- О-о-о, это просто, - с такой же преувеличенной небрежностью ответила старшая женщина. - Ты ведь несовершеннолетняя, дочь, - она помахала перед носом сигаретой. - Хотя и созревшая для любви, - здесь она, неумышленно, издала ртом такой звук, как будто всосала леденец. Тут же спохватилась и сплюнула, получилось еще хуже - слюна повисла на губе.
“Боже, да что ж ей так не везет”, - подумал он, отводя взгляд.
Женщина вытерла рот ладонью. Усмехнулась. Такая мелочь не могла ее сбить с толку.
- А твой папа - алкоголик, - усмехаясь, продолжила она. - Да, да, я понимаю, - она выставила вперед ладонь с дымящейся сигаретой. - Но это он лечился в наркологической клинике, а не я, - она раздавила окурок в пепельнице. - А кроме того, он провел шесть месяцев в тюрьме. Мелочь, конечно, с кем не бывает, - она обвела их наглым бойцовским взглядом. - Тебе простительно не знать, дорогая, ведь твой папик познакомился с тобой, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. Ну, так знай. Если откроются кое-какие обстоятельства, он снова сядет и уже не выйдет никогда.
Он молча поднял лицо к небу. Она была совершенно права. Дела именно так и обстояли.
- Так что, дочь, - женщина хихикнула, она поняла, что победила и добила, она расслабилась, и алкоголь прорвался, - твой папа, - она уже хохотала в голос, - никак не годится тебе в мужья!
Он ощутил вспышку в солнечном сплетении, как от удара. Эвелина-Диана спрыгнула с его колен и метнулась к матери.
“Уж не собирается ли она ее ударить? - обеспокоено подумал он. - Пожалуй, я лучше сам ее убью”.
Но Эвелина остановилась перед слегка отшатнувшейся женщиной, затем резко обернулась и посмотрела на него. Их глаза встретились на мгновение. Вполне достаточно. Они всегда полностью понимали друг друга, с первого взгляда. Почти и не остановившись, Эвелина-Диана продолжила движение и, обогнув кресло с напряженно раскорячившейся в нем женщиной, пошла к мишеням, черный лук покачивался в ее руке. Звенящая, нервная пустота нарастала в его солнечном сплетении по мере того, как ее стройные ноги несли ее к рубежу.