— Не нужно, пожалуйста, пускай он уйдет, уйдет, он не скажет о тебе, он никому не скажет…
Зайдя ему за спину, Лисица разочарованно прицокнула языком и покрепче ухватилась за хвостик веревки.
— Скучно… повесели меня, сестра. Сейчас я начну считать, а ты побежишь, побежишь, как спорый ручеек! А мы с сестрами еще поохотимся за тобою!
— Нет-нет-нет-нет…
— Р-р-раз! — Лисица закричала криком хищной птицы, и с силой дернула за веревку — полоумец подскочил следом, захрипел. — Ну что же ты не бежишь?..
— Не убивай, остановись!
— Два! — Сестра повисла на веревке всем своим тщедушным тельцем, хохоча и болтая ногами. — Ну беги же, сука! Не др-р-разни меня!
Мальчишка хватался за петлю судорожными пальцами, топал ногами, его и без того жуткое лицо теряло цвет. Останови ее, останови, останови, Аньезе, еще можно, еще можно успеть, что же ты смотришь, что же ты так заколдовано смотришь, что же слюна копится во рту, вязкая, горькая слюна, голодная слюна…
— Три! — И ноги сами рванулись с места, прямо в сумрачную рощу, дальше и дальше от этого жуткого смеха, от этого страшного воя. Смех таял, растворялся… и только треск позвонков стоял в ушах. Сладкий звук смерти.
***
Всю ночь она бежала, чтобы утро встретить как можно дальше от деревни. Теперь все точно подумают на нее. Сынок старосты задушен, а «господарня» пропала — не надо быть столичным ищейкой, чтоб сложить два и два. Отец Лелех… Он, верно, подумает о ней дурно, очень дурно. Она и сама о себе так думала. Нельзя было сбегать из родительского дома. Ей стоило остаться с Ковеном, отдать себя Сокрытому, и дело с концом. Занять трон Первой его любовницы, принять в нутро всю черноту ночи и навеки выгнать из сердца Свет. Что было бы дальше, она не знала, сестры только загадочно улыбались под вуалями. А теперь… теперь она обрушила на невинных людей ярость Ковена, его голод и страсть. Нужно скорее добраться до обители… а там, там… будь, что будет.
Аньезе шла лесами и заросшими тропами. Босая, в одном исподнем. Молилась Свету, чтоб на пути попался какой-нибудь голодный дикий зверь, да упокоил ее исхудавшую плоть в своем чреве, но дикие звери словно назло обходили ее стороной. Аньезе мерзла ночами, а днями боялась выйти на солнце или мало-мальски протоптанную дорогу. Она ела ранние ягоды и сырые грибы, пила воду из лесных кринниц, мучилась болями в животе и простудным кашлем, но продолжала идти. Пока не подвернула ногу, угодив в заваленную ветками лисью нору. Острая боль пронзила до самого бедра, Аньезе взвыла и упала на мох. Долго лежала, не решаясь встать. Кроны берез и сосен мерно качались над ней, ласкаемые ветром, деликатно, словно в придворном танце, не прикасаясь друг к другу ветвями. Танцы… Аньезе не любила танцы, но сейчас охотнее бы оказалась в бальной зале, чем в этом диком лесу, одной ногой в норе, а другой в бегах от Ковена.
Хотелось плакать, но вся влага вышла с кислым потом, увлажнила кожу, чтобы ночью снова испытать ее тело холодом. Как же хотелось просто умереть…
— Ты оборотница?! — раздался сбоку звонкий детский голосок. Аньезе резко приподнялась. Девочка в простеньком сером платьице, две растрепанные черные косы, глаза-блюдца.
— Н-нет… я…
— Я слышала! Ты выла? Это волчья яма! Старая только… Ты угодила туда, да? И обернулась! Да?
Аньезе помотала головой, пытаясь вынуть ногу из звероловной ямы, что приняла за нору.
— Нет… да… это я выла… очень больно…
— Так ты не оборотница? — девочка раздосадовано уронила ручонки вдоль тоненького тела. — Совсем не оборотница?
Я кое-что похуже, маленькое недоразумение, кое-что похуже, потому — беги, беги, беги прочь…
— Я папку кликну!
— Нет! — Аньезе бросилась вперед, будто желая схватить очень уж быструю девчушку. — Пожалуйста… не надо… Я сама…
Лучше ей не попадаться никому на глаза, лучше не брать помощи, лучше вообще тихонько издохнуть здесь. Вон у малютки маленький ножечек на пояске, сможет ли она?.. Нет, не могу… Свет Милостивый, почему ж так жить хочется?..
— Да тут недалече! Я быстренько! — двукосая егоза уже рванула вперед, вздымая пятками свежий мох, и Аньезе вдруг хрипло закричала:
— Я оборотница! Оборотница! Ты права… мне нельзя к людям… нельзя…
Девчонка радостно подскочила на месте, глазки вспыхнули детским азартом.
— Так я и знала! Так и знала! Оборотница… самая настоящая…
— Да, поэтому… уходи… пока… пока не пришла ночь, и я…
— А я не боюся! Не боюся! Да и оборотницы только в полную луну оборачиваются! А ты разобернулась! Значит, не скоро еще обратно повернешься… — девочка задумалась. — Верно же говорю?