Аньезе со стоном вытащила ногу из ямы, осмотрела, хоть ничегошеньки в этом и не смыслила. Вроде бы ничего… покраснела немного… попробуй встать… ох! Ох…
— У-у-у, лапы поломала, да? Бедная-бедная оборотница, — двукосая присела рядом на корточки и то ли с жалостью, то ли с любопытством потрогала ее ногу. Аньезе вскрикнула, ручка отдернулась, и девочка важно кивнула: — Плохо дело.
— Я… справлюсь… у-уходи, прошу… забудь обо мне… никому не говори, пожалуйста…
Маленькая ручка ласково погладила ее по щеке, словно копируя чей-то жест — так верно с малявкой делала ее матушка.
— Я тебя не выдам, оборотница! Никому-никому не скажу! Слово Нисы! Меня Нисой зовут, — девочка чиркнула желтыми глазами по ее вытянутой ноге туда-обратно. — Ты тут не проживешь, в лесочке. У нас сарай гнилой есть, туда не пойдут… хочешь в сарай? Там дядькина вторая женка недавно повесилася, боятся ходить… А тебе и не страшно, да? Я вот не боюсь туда хаживать.
Сарай, крыша над головой, возможно, девочка даже принесет нормальной пищи, одежды… да… было бы неплохо. Есть ли у нее выбор? Как быстро Ковен найдет ее здесь? Как быстро сотворит еще большее зло, чем повешенница, в том сарае? Нет выбора… останусь, пока не смогу ходить, решила Аньезе, но не дольше.
Опершись на узенькое плечико Нисы, как на костыль, Аньезе поковыляла с нею по тропинке прочь из леса, а потом обходной дорогой вдоль заросшей околицы к брошенному на отшибе сараю. По счастью, в этот час село пустовало, все свободные души ушли на поля, и скрыться от ненужных глаз было проще. Внутри сарай ничем не походил на злое место, и, если не думать о том, что недавно здесь кто-то по своей воле отдал душу Свету, можно было даже сладко уснуть.
— Я тебе соломки приволочу! — ворковала девочка, устраивая Аньезе в самом темном углу. — И хлебушка краюху! Будешь хлебушек? Ой! Кролика тебе надо! Жирного кролика, еще живого!
— М-можно и хлеба… я ем хлеб… все ем… и лучше не живое…
Девочка закивала.
— Хорошо! Хорошо! Я бегом! — она подскочила к двери, а потом вдруг обернулась: — А зовут тебя как, оборотница?
— Я… Мильна… Мильна из… не важно.
Ниса подпрыгнула и захлопала в ладоши.
— Мильна! Мильна Буревестница, как в сказке?! Мильна и ее…
— Ниска! — вдруг послышалось издалека. — Ниска, мелкая пакость! А ну за работу!
— Ох… — малявка прижала ладошки ко рту. — Мне надо идти… Я приду! Приду потом, после вечернего кушанья! Приду! А ты отдыхай, бедная, отдыхай!
***
Ниса не солгала. Она пришла поздним вечером с краюхой хлеба, сыром и кружкой молока. Пока Аньезе обессиленно жевала, девочка приволокла в сарай пук сена и даже застелила его холстиной. Потом еще несколько толстых мясистых листьев какого-то незнакомого Аньезе растения. Приложила их к ее больной ноге и наказала не снимать.
— Папка, когда спину растянет, мамка ему прикладывает, надо так. Помогает. Лежи, лежи, моя милая, — приговаривала Ниса, гладя ее по спутанным волосам. — Завтречка принесу гребешок мамкин, причешу тебя! Будешь, как принцесса!
Маленькая егоза заботилась о ней все эти дни. Прибегала так часто, как могла, приносила еду и питье, болтала без умолку о всякой чуши. Сестры не приходили ночью, не являлись днем, то ли не выследили еще, то ли притаились, чтобы выждать и укусить побольнее. Аньезе было страшно за девочку, за очередное бедное село, но страшнее всего было за себя. Нужно поскорее встать на ногу, поскорее уйти отсюда, добраться до обители… но нога только пухла сильнее, краснела и кусалась болью, стоило Аньезе попытаться встать.
— Расскажи! — донимала ее двукосая егоза. — Расскажи, как это — оборотницей быть? Ходить в мягкой шубке? Сырую кровь пить? А как луна? А серебрушки? А страшно с другими зверями встречаться? Расскажи!
Аньезе не знала, каково быть оборотнем, она и полноправной ведьмой Ковена не успела стать. Но девочка ждала ответа, от нетерпения вся взвинченная, как арлекин из музыкальной шкатулки.
— Я не пью сырую кровь, — призналась Аньезе. — И в шубку не оборачиваюсь. Я… не такой оборотень, как в сказках…
— Тю! Как так без шубки? Волчья шубка должна быть! Или лисья! Или медвежья! Может, ты молодая еще? Не научилась? Может, тебе крови принести? Вон глаза какие голодные…
Аньезе замотала головой, невольно улыбаясь — до чего смешная крошка.
— Лучше сыра и хлеба. И молока. Человеческой еды.
— Странная оборотница… а что ты тогда умеешь?
Бежать и бояться, бояться и бежать… а еще нести за собою беды.