– Это кто?
– Врубель, – подойдя к нему, ответила Яна. – Дедушка Бориса был знаком с ним лично. Это Крамской, Рокотов… эскиз Бенуа… Репин. На этой стене русская живопись, а на той западноевропейская. Есть два рисунка Дюрера, голландцы.
– Я в живописи ни бум-бум… – Родион был потрясен, имена-то художников на слуху. – Но это же сокровище. Вы не боитесь жить в доме одни?
– У нас крепкие замки и решетки на окнах, – пошутила Яна. – За стол, ребята, уже одиннадцать! Мы придерживаемся традиции провожать старый год.
Борис Львович подъехал к столу на инвалидной коляске, хотя прекрасно может обходиться без нее, но Янка запретила ходить. Стоило ослушаться, она ревела в три ручья, звонила Насте, ябедничала, дочь приезжала и… ужасные девчонки! Ему, привыкшему к непоседливости, невозможно усидеть. Да это ладно, можно потерпеть, а без сигаретки жизнь просто не мила. Однажды он втихую решил выкурить сигареточку – Янка застукала, словно специально следила. Ух, и скандал устроила! Зарекся курить, пока не разрешат выходить на воздух, уж там-то он найдет местечко, где его не поймают.
Родион налил женщинам шампанского, себе коньяк и хотел налить в рюмку Бориса Львовича, но Яна отвела горлышко, коньяк пролился на скатерть, а она строго предупредила гостя:
– Боря пьет сок. Апельсиновый, свежеотжатый.
– Янушка, в честь праздника… – попробовал возразить Борис Львович.
– Ни-ни, – упрямо тряхнула головой жена. – Я говорю тост. Трудный год был, особенно последние месяцы, но закончился он благополучно. Спасибо ему.
– И тебе, родная, спасибо, – ограничился короткой фразой Борис Львович, а хотелось сказать жене много добрых слов, которых мало говорил. Да при чужих как-то неловко.
Ему понравились друзья жены, они другие, чем он и его окружение, а все равно славные, земные. Борис Львович немного устал, но, глядя на счастливую жену, не жалел, что настоял пригласить друзей. Час промчался, как минута, послушали поздравление президента, загадали желания… Все, двенадцать! Наступил Новый год, вдохнувший новые надежды. Вдруг Яна подскочила:
– Ой, гусь!
– Гусь лишний, не суетись!
Лора не успела задержать хозяйку дома, та убежала. Родион встал из-за стола и разглядывал миниатюрные скульптуры у стен с картинами. Несмотря на то, что Лору смущал хозяин, по слухам очень уважаемый человек в научных кругах, она спросила, чтоб не сидеть дурой:
– Борис Львович, а вон тот мужчина с тигром кто?
– Библейский герой Самсон, раздирающий пасть льва, – ответил Борис Львович. – Он символизировал мощь России. Это бронзовая копия самого Козловского. В Петергофе были? (Лора отрицательно мотнула головой.) Побывайте. Там увидите эту скульптуру во всей красе, из пасти льва бьет фонтан.
Он рассказывал гостям о скульптуре «Поцелуй» Родена, мраморную копию которой сделал его ученик, и о варианте картины «Поцелуй» Густава Климта. Одинаково названы, а сколько разнообразия, таинства, непостижимого вдохновения! Рассказал о танцовщице Лои Фуллер и тех художниках, кого вдохновил ее танец на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Одну из картин, запечатлевшую словно летящую в прыжке танцовщицу, приобрел дед. Рассуждал о красоте, без которой жизнь была бы неполной, скудной… В сущности, он говорил не потому, что следовало занять гостей, открывал новизну и для себя в том, к чему привык и не замечал, а теперь многое видел по-новому.
– Что-то долго Яна возится, извините, пойду, помогу ей, – сказала Лора.
Борис Львович проводил ее взглядом и повернулся к гостю:
– Родион, вы курите?
– Курю.
– Так покурите. Мне не разрешают, я хоть подышу.
Вдруг раздался короткий вскрик, мужчины сначала вздрогнули от неожиданности, Родион обернулся, глядя на вход.
– Яна! – позвал Борис Львович. Вошла Лора, закрывая ладонью глаз и половину лица, прислонившись к дверному косяку, она подвывала. – Что там?..
– Меня ударил… – всхлипнула Лора. – Мужик какой-то…
– А Яна где? – запаниковал Борис Львович.
– Там… лежит…
Лора убрала ладонь, под глазом, на скуле, сочилась кровь. Борис Львович встал, намереваясь броситься в кухню, но тело отвыкло от резких движений, мигом ослабло, да и голова закружилась. Родион усадил его:
– Сидите, я сам посмотрю…
Он взял со стола столовый нож и выбежал. Борис Львович отдышался, оставаться в неведении не мог, посему поехал в коляске к кухне. Он не волновался, просто не было времени на переживания, он хотел знать, что произошло, хотел увидеть Янку. Борис Львович проехал широкий и темный коридор, свернул, показался светящийся проем, который почти полностью загородила большая фигура Родиона. Услышав движение за спиной, гость оглянулся, лицо его Борис Львович рассмотрел, когда подъехал близко, на нем отпечатался ужас, да, ужас. В чем причина?
И вдруг на полу Борис Львович заметил розовое платье жены. Платье? Нет, это Яна лежала на полу. Он почувствовал, как сердце внутри, предчувствуя беду, сжалось, стало маленьким, а в груди образовалось много места, так много, что ощущалась незаполненная и ненужная пустота. Еще не понимая, что случилось, он попытался встать, его удержал Родион:
– Туда нельзя, сидите. Я сам…
Он сделал несколько осторожных шагов, приближаясь к Яне, теперь Борис Львович видел жену полностью, она лежала на боку, вытянув одну руку вперед, вторая, согнутая в локте, покоилась у лица, вокруг ее головы блестело красное мокрое пятно. «Что это за пятно?» – недоумевал Борис Львович. И ни одного движения. Родион присел возле Яны, приставил пальцы к шее, затем растерянно посмотрел на хозяина.