Корабль, разумеется, тоже размышлял об этом.
Даже когда Капризный ускорялся или тормозил, проносясь через пакеты старых радиоволн на пути к их источнику, он обдумывал все это и докладывал о результатах на всесистемник Неудачливый бизнес-партнер, неспешно плетущийся за нами на расстоянии тысячей лет ближе к центру Галактики, — его-то мы и покинули после положенного отдыха и рекондиционирования лишь за год до того. Записи о контактах, в которые, быть может, вступал Неудачливый, помогая разрешить возникающие проблемы, должны где-то храниться, однако я не считаю их достаточно важными, чтобы специально разыскивать. Пока Капризный грациозно описывал оборот за оборотом вокруг Земли, а Разумы размышляли над дилеммой контакта, большинство из нас на борту Капризного просто на стенку лезли от нетерпения. Первые несколько месяцев корабль провел, функционируя в режиме гигантской губки, впитывающей каждый бит информации на планете, — подбирая каждый клочок мусора, охотясь за пленками, перфокартами, файлами, дисками, фильмами, блокнотами, страницами, письмами, записывая, кинографируя и фотографируя, измеряя, выстраивая графики и карты, сортируя, сличая и анализируя. Малая толика этой лавины (выглядевшая очень внушительной, но, как корабль заверил нас, все равно ничтожная) была втиснута в мозг тем из нас, кто оказался достаточно близок им физически, чтобы неузнанным (ну, после незначительной коррекции облика — я, например, получила несколько новых пальцев на ногах, лишилась одного из суставов каждого пальца на руках и обрела близкие к среднестатистическим уши, нос и щеки, а кроме того, корабль обучил меня походке, слегка отличавшейся от привычной мне) ходить среди людей Земли. К началу 1977 года я в совершенстве овладела немецким и английским языками, а также узнала больше об истории и современности планеты, чем подавляющее большинство ее обитателей.
Я была сравнительно близко знакома с Дервлеем Линтером, — на корабле с экипажем всего в три сотни человек все друг с другом накоротке. Он прибыл на борт Неудачливого бизнес-партнера почти одновременно со мной, но встретились мы только на Капризном. Мы оба прослужили в Контакте примерно половину стандартного срока, так что новичками нас никак нельзя было назвать. Это делает его дальнейшее поведение вдвойне загадочным для меня.
Январь и февраль я провела в Лондоне, в основном гуляя по музеям (там я осматривала экспонаты, которые уже успела изучить на борту корабля по превосходным четырехмерным голограммам, но, увы, не могла познакомиться поближе с предметами искусства, для которых места в постоянной экспозиции не нашлось и которые хранились в подвальных помещениях или где-нибудь еще — правда, их превосходные голограммы у корабля тоже были), заглядывая в кинотеатры (там я смотрела фильмы, копии которых корабль уже заблаговременно смонтировал по пленкам наивысшего качества) и — с наибольшим, пожалуй, удовольствием — посещая концерты, пьесы, спортивные состязания и вообще любые массовые собрания и зрелища, о которых корабль только меня извещал. Я убила кучу времени, просто прогуливаясь и глядя по сторонам, а иногда — затевая разговоры. Все это я делала с сознанием исполняемого долга, но не всегда занятия эти были столь легки и необременительны для меня, как можно подумать; ужасные земные нормы взаимоотношений между полами делали на удивление трудной задачей для женщины попросту подойти и заговорить с незнакомым мужчиной. Я подозреваю, что, не будь я на добрых десять сантиметров выше обычного мужчины, у меня возникло бы куда больше проблем, чем в действительности.
Другая моя трудность заключалась в самом корабле. Он постоянно требовал от меня посетить как можно больше мест, сделать все, на что я была способна, увидеть всех людей, каких только могла; взглянуть на то, послушать это, встретиться с тем, поговорить с той, просмотреть это, прослушать вот то… Не то чтобы у нас были совсем разные цели — корабль редко пытался заставить меня сделать что-то, что было мне не по душе. Однако эта штука совершенно точно хотела, чтобы у меня совсем не осталось свободного времени. Я была его эмиссаром в городе, его человекоподобным усиком и корнем, через который он впитывал все подряд со всей своей мощью, пытаясь заполнить бездонную яму, звавшуюся у него памятью.
Я проводила выходные в отдаленных и безлюдных местах, подальше от суеты — на атлантическом побережье Ирландии, в долинах и на островках Шотландии, в графстве Керри[4], в Голуэе[5] и Мейо[6], в Уэстер-Россе[7] и Сазерленде[8], на Малле[9] и Льюисе[10]; я болталась там без дела и нужды, пока корабль уговорами, угрозами и обещаниями домогался от меня возвращения к изматывающей работе.